Селе. Федя упорно вскакивал с земли после каждого сокрушительного удара и вновь, сверкая пёрышком, бросался на смущённого натиском голиафа...
Федя Смагин страстно ненавидел алкашей. Отец его, внушивший сыну ненависть эту своей, так сказать, натурой, отбывал очередной свой срок в ЛТП. Федя Смагин не знал лучшего развлечения, чем издевнуться над каким-нибудь забулдыгой. Ежели мужик, встретившийся нашей кодле на вечерне-ночной улице, был лишь хмельным, навеселе, не шибко косым и ещё вязал лыко, - его ожидала горькая участь. Ведомые Федей Смагиным. мы охватывали незадачливого питуха в полукольцо и гнали в тычки и с улюлюканьем сквозь безлюдную тишину ночи до самого его дома. Счастье поддатого мужика, если он не особо противился. Если же начинал хорохориться, махать кулаками и матюгаться, свирепеющий Федя Смагин при участии самых озверелых из нас доводил дело до фингалов в подглазьях, до красной юшки из пьяного носа. Напротив, если выпивоха уже языком не ворочал, на ногах не стоял, папа-мама сказать не мог, был пьян в доску, в дым, мертвецки, вдрызг, как зюзя - такой счастливец, сам обыкновенно уже обмочившийся, подвергался лишь ритуально-оскорбительному омовению жёлтыми пахучими струйками из наших грешных тел.
Хозяин 'Победы' распластался у автостанции, в темном углу и мощно всхрапывал. Он тоже был вначале основательно обрызган, прежде чем Федя Смагин, уцепив взглядом часы с пружинчатым браслетом, присвистнул: давно, мол, о таком браслетике мечтаю. Через секунду часы сверкнули уже в руке Феди. Он, поворачиваясь к свету фонаря над автостанцией, покопался, отстегнул браслет и спросил:
- Ну, кому часики нужны?
Все промолчали. У кого-то хронометры уже имелись, кто-то оробел дело-то пахнет керосином.
- Сдрейфили? - хмыкнул понимающе Федя Смагин и, размахнувшись, приготовился запустить часики вночной космос.
Я, державшийся обычно позади всех, играя роль лишь статиста, вдруг сунулся вперёд.
- Мне! Мне дай!..
Точно говорю, если б вожделенные мои часы улетели в ту секунду к звёздам, сердце мое тут же бы и замерло, остановилось...
Муттер пытливо всматривалась внутрь меня, видимо, чуя душой какую-то фальшь, мгновение, второе, третье... Я уже совсем было собрался сорваться, закатить концерт оскорбленного в своих лучших чувствах человека, как разрядила обстановку сестра:
- Ты глянь, а! В ту ярмарку - помнишь, мам? - Любка Полушина тоже часы мужские нашла.
- Видишь? - подхватил на вздохе я. - Щас пойти поискать путём, так ещё часы найти можно. Пьяные - они всё теряют.
И тут Анна Николаевна вкрутила ещё один шуруп в моё сердце:
- Ну что ж, нашёл так нашёл. Надо их в милицию отнести.
Целый час мне пришлось орать и пританцовывать, доказывая этому неразумному человеку, матери моей, Анне Николаевне Клушиной, что в милицию найденное относят только дураки, что милиция наша зачуханная только и ждёт таких подарков от доверчивых идиотов, что... В общем, убедить муттер я не убедил, но и в милицию тащиться категорически отказался.
Так я стал часовладельцем. Преступным часовладельцем. С тех пор и по сей день с хронометрами мне не везет. 'Победой' щеголял я лишь до лета, и её спёрли у меня на пляже. Потом каждые новые часы - а сменил я их уже с десяток - или ломаются поспешно, или теряются, или тибрятся.
Случайно ли?..
15
Да, всё же в душе Анны Николаевны с юности дремала страсть к дороге, путешествиям, новым местам. Подрёмывала, всегда готовая проснуться.
При других обстоятельствах и судьбе Анна Николаевна объездила бы, без сомнения, полмира и уж по крайней мере посмотрела бы своими глазами Германию, Австрию, Швейцарию да Люксембург, где господствует понятный для нее немецкий язык. Увы, в лучшие годы возраста, когда западные её сверстницы, наработавшись и вырастив детей, поднакопив марок, франков, лир и всяких прочих долларов, отправляются для отдыха колесить по всему земному шару, наша муттер могла позволить себе путешествия весьма и весьма донельзя - скромные. Впрочем, какие там путешествия, какие турне и круизы! Так - поездки. Но и эти поездки случались как солнечные полдни в наших серых моросливых буднях.
Перво-наперво, это -- вояжи в Абакан, столицу Хакасии. Настоящий город с 5-этажными небоскрёбами, автобусами и такси, белоколонным кинотеатром 'Победа', качелями и каруселью в парке, потоком легковушек на улицах, мороженым на каждом углу. И хотя ехать было всего ничего, менее 20 км, однако ж, нежданное известие о поездке в Абакан, путь до автостанции в центр Нового Села, покупка билетов в кассе, полёт в переполненном автобусе по гравийному шоссе, круженье безмерного раздолья степи за автобусным стеклом, преодоление железно-ажурного моста-мостища через Енисей, каждоразовая необычность асфальтированных улиц, щекочущая гланды газировка, снежно-сахарное эскимо на палочке, пьянящая карусель в парке отдыха - всё это смешивалось в такой сладкий праздничный компот, в такой карнавальный фейерверк, что потом, после поездки, ещё дня три при воспоминаниях слюнки текли.
Это когда я был ещё салапетиком. Потом я уже самостоятельно, с приятелем-двумя, мог спутешествовать в стольный город. Удовольствие сие обходилось семейному бюджету в один целковый: 60 копеек на дорогу в два конца, 13 коп. - на сливочное мороженое, 8 коп. - на пару стаканов газводы, гривенник - на палочку кедровой серы (жевательной резинки сибирского образца) и ещё оставалось целых 9 копеечек на прочие кутёжные расходы.
Самый же последний наш совместный - матери и сына - вояж в Абакан стал не праздником, а совсем даже наоборот. Обыкновенно, набегавшись по магазинам, мы, перед тем как предаться неге отдыха, пуститься в мороженно-газировочно-карусельно-киношный загул, перекусывали в столовке на базаре или в пельменной. Дёшево и сердито. Но в тот раз Анне Николаевне, на её несчастье, взбрела в голову шальная идея кутнуть по-настоящему.
- А не пойти ли, Саша, нам в ресторан, а? Один раз живём! Я уж и забыла, когда была...
Не знаю, не ведаю, где и когда могла она бывать в ресторациях, я же, само собой, об этих таинственно-буржуйских заведениях знал лишь по романам да кино. Мало того, понесло нас в самый роскошный ресторан абаканский - при отеле 'Хакасия'.
И вот в меня, прыщавого подростка, словно мелкий бес вселился и взялся меня щекотать, подзуживать. Я натопорщился, заиндевел весь, губёнки свои поджал, кадычок выставил и с первых же шагов сурово зашипел на мать, которая направилась было от дверей сразу в полупустой зал.
- Куды ш-ш-ш ты? Спросить ш-ш-ша надо!
- Кого спрашивать, Саш? Швейцара, видишь, нет. Днём здесь как кафе-столовая...
Мы сели за свободный столик. На белой, но весьма пятнистой (чего я упорно старался не замечать) скатерти стояли салфетки в гранёном стакане, соль в открытой солонке и тарелочка с хлебом. Муттер с любопытством крутила головой, осматривалась.
- Ш-ш-што ты вертиш-ш-шься? - пустил я шип. - В пельменной, ш-ш-што ли?
Мать с удивлением, ещё не предчувствуя всей долготы пытки, глянула на меня. Тут вальяжно подколыхалась к нашему столику богато разъевшаяся официантка в кружевном кокошнике, брезгливо осмотрела сверху.
- Ну, чего будем кушать?
- Меню... - квакнул я.
- Всё меню? - издевнулась официантка, уничижительно хмыкнула, но всё ж достала из стола-комода у колонны ярко-красный буклет, кинула передо мной. Пжалыста. Когда выберете - позовёте.
И - отчалила, колебля воздух телом, к товаркам-кокошницам в дальний угол зала.
- Ишь ты, - опять же на свою беду, удивилась-поощрила Анна Николаевна, - и где ты так научился?
- С ними строго надо, - полубаском проскрипел я и ещё пуще напыжился.
Цены ресторанные, однако ж, царапались. Да и названия иных блюд ставили в тупик. Ну что такое, например, 'харчо' или 'люля-кебаб' и с чем это едят? В конце концов, мы остановились на салате из огурцов, бульоне с пельменями, котлете по-киевски и кофе с молоком. Анна Николаевна, правда, предложила было обойтись без второго, но я категорически отрезал: без второго блюда в ресторане ни в коем разе нельзя.
- Пельменей нет, - процедила упитанная подавальщица. - С фрикадельками бульон возьмёте?
Фрикадельки, по счастью, были нам знакомы. Крупитчатая хозяйка стола ушла и как сквозь землю
