недоуменно пожимают плечами, но соглашаются. Садятся на землю, достают из торб запасы продуктов. Митя есть не хочет, кладет мешок под голову, сквозь приятную полудрему несколько минут еще слышит голоса хлопцев, их смех, но вскоре все это исчезает - расплывается, он пребывает во власти беспробудного сна. Спит долго, часа три или четыре, а когда просыпается, солнце уже висит над вершинами сосен.
Маня, отвернувшись, расстегнув кофточку, кормит грудью ребенка. Хлопцы, лежа на животах, играют в карты. Видимо, Сергей прихватил из дома.
Митя не хочет признаваться, но он еще не выспался. Откуда это неодолимое желание отдыха, забытья, которое висит над Митей как наваждение? Может, в поспешном сне, в забытьи, которых жаждут душа и тело, выходят тревоги, волнения, какими было заполнено Митино существование в местечке? Скорее всего, именно так, ибо он никогда много не спал, чувствовал себя бодро даже тогда, когда всю ночь читал книгу.
Снова медленно двигаются на запад. Спешить не надо, встреча с Мазуренкой назначена на послезавтра, в запасе еще целый день.
Хутор Скорошилов находится между Озерками и Малковичами. Где он, хлопцы точно не знают. Дорога на Озерки - в завалах. Ее перегораживают с обеих сторон подпиленные, сваленные на дорогу сосны. Это, конечно, работа партизан. Таким способом партизаны хотели уберечь Озерки и остальные деревни от уничтожения.
Но Озерки недавно сожгли власовцы. Как они туда добрались? Картина вскоре становится ясной. В полуверсте от насыпного большака петляет в лесу старая, заброшенная дорога. Молодые деревца, которые успели вырасти на ней, колесами повозок помяты, пригнуты к земле. От множества ног, прошедших по дороге, и оттого, что по ней тащили что-то волоком, высокая трава вытерта начисто, порыжела, высохла.
Эту дорогу мог знать только местный человек. В местечке ходили слухи о сотском из Кавенек, которого власовцы, забратав, как лошадь, заставили показывать эту дорогу.
Лес стоит в тихой, предосенней, задумчивости. На березе изредка пробивается желтый лист, кое-где яркий багрянец опалил верхушки стройных осин, а в остальном лес по-летнему зеленый, богатый... Пригнувшись, можно насобирать горсть переспелой сладкой черники, на приболотье густой ягодник осыпан беловато-синей голубикой, гроздьями ежевики. До ломоты в висках пахнет багульник. Грибы на каждом шагу - твердые, как копыта, зеленые и багрово-темные сыроежки, подосиновики, изредка попадаются боровики.
Птицы свое отпели. Попискивают, прыгая по веткам, ползунки, зяблики, неугомонно долбит по стволу трухлявого дерева дятел, но чаще всего подают голос синицы. Они - предвестники осени.
Мите грустно. За последние два года только в ту осень, когда через местечко проехали немцы, ходил в лес, собирал грибы. В первую весну, живя в будке, вместе с Лобиком блуждал по сосняку, выискивая припрятанные с осени гранаты и патроны. А так лесной красоты, щебета птиц, травы, цветов он не замечал, даже не думал об этом. Все его существо властно заполняло другое - война.
Остановку беглецы делают возле криницы: надо поесть. Источник, выбиваясь из глубины, сбегает тоненьким, живым ручейком к болотцу.
Криницу кто-то огородил, поставил небольшой срубчик. Доски от времени подгнили, покрылись зеленым мохом. Но люди тут бывают. На сучке сосны висит берестяная кружка с длинной ручкой.
Беглецы со смаком пьют студеную - даже зубы ломит - воду. Перекусывают. Мальчик, которого Маня держит на руках, просто золото. За весь день ни разу не заплакал. Спит, часто пошевеливая пухлыми губками. Видимо, нравится ему лес и чистый лесной воздух.
Между тем надо подумать о ночлеге. Солнечные лучи играют уже в самых вершинах, на землю от деревьев ложатся тени. Печальным и даже тревожным кажется в вечернее время лес. Он затихает и как бы окутывается завесой загадочности. Дышит в лицо легкий ветерок, лопочут листья осины. Хлопцы напрямик продираются в чащу. Нашли окруженную соснами полянку, натаскали хворосту, сухостоя. Когда на небе блеснули первые звезды, разожгли большой костер.
Ложатся немного поодаль от него, кружком. Спят крепко, нисколько не тревожась об опасности. Кто в такую чащобу полезет?
Проснулись беглецы поздно и от того, что увидели, замерли от страха. Метрах в пятидесяти от поляны - наезженная дорога, на ней свежие лошадиные следы, помет. Следов много, утром проскакало по дороге не меньше взвода. Что это за лесные гости тут были? Скорее всего, власовцы, так как дорога ведет из Кавенек на Малковичи...
Дальше хлопцы идут с большей осторожностью. Дорогу из виду не теряют, но держатся в отдалении от нее. В полдень примечают женщину. Прячась за кустами, она что-то несет в лубяной корзине. Хлопцы притаились, и женщина выходит прямо на них. Увидев вооруженных людей, она заметалась, намереваясь снова уйти в кусты.
- Постой, тетка! - кричит Митя. - Не бойся, мы свои.
Хлопцы спрашивают, где Озерки, Малковичи, как пройти на хутор Скорошилов, но женщина молчит. Только часто бросает испуганный взгляд на Митин мундир.
- Да не немцы мы, - как можно ласковей объясняет Митя. - И не власовцы. Идем в партизаны...
- Никаких партизан не знаю.
- Мы о них не спрашиваем. Расскажите, как выйти на Озерки.
Женщина машет рукой, показывает в ту сторону, откуда только что вышла сама. В корзине у нее - картошка.
- Знаем, где Африка, Австралия, а где Озерки - спрашиваем, неизвестно над кем подшучивает Лобик. - Хорошо, что костер потух. А то бы привели в местечко на веревке.
- Кого привели? - переспрашивает Митя.
- Нас. Партизаны, называется.
У Лобика скверная привычка, когда что-нибудь не клеится, искать виновного. Сергей кривит губы в усмешке, уставший Рудик недовольно хмыкает. Митю это выводит из себя.
- Так вы же в армии были! - кричит он на Сергея и Лобика. - Почему не додумались охрану поставить? Вояки...
Он вырывается вперед, идет один. Через несколько минут хлопцы его догоняют.
- Вот что, - голос у Лобика серьезный. - Нас большинство, и мы требуем, чтоб ты снял мундир. Разве не видишь - от нас люди убегают.
Это уже чересчур: не для форсу натянул Митя немецкую форму. Оскорбленный в лучших своих чувствах, он кричит на весь лес:
- Какое большинство? Рудика на улице подобрали. На кой черт он тут? Нет, кроме него, кого партизанам кормить?
Лобик первый хохочет над собственным предложением. На короткое время согласие между ними восстанавливается.
Выбравшись на открытое место, они увидели Озерки. Ни одна хата не уцелела. Торчат закопченные трубы, колодезные журавли, кое-где на огородах купки груш-дичков. Пусто, глухо на пожарище. Ни человека, ни коня, ни собаки.
Краем поляны хлопцы обходят деревню. Вид разрушения, пустоты особых ощущений у них не вызывает. Может, потому, что с поля все собрано, картошку жители, очевидно, убирают на рассвете, а на отдельных полосках даже пробивается зеленая щетина молодой озими.
Под вечер, когда беглецы делают привал, произошла еще одна встреча. Из густого лозняка, что возле болотца, вышел человек в зимнем ватном пальто, но, увидев незнакомых, хотел снова нырнуть в кусты. Митя с Лобиком выскочили, клацая затворами, подозвали человека к себе. Он неохотно подошел, и Митя узнал заведующего Малковичской школой Веселовского. Он в местечке бывал часто, и Митя его немного знает.
Веселовский - чернявый, солидный - несет за плечами мешок. Держится настороженно. Оно и понятно - учитель партизанит. Ушел в лес еще прошлой осенью, побив ночью в школе окна, развалив печь. Об этом рассказывал Микола.
- Почему вы без винтовки? - спрашивает Митя. - Если бы на нашем месте были немцы, тогда что?
Веселовский беспомощно хлопает глазами.
