Сергей с женой - в противоположном конце деревни. Там устроились семейные - Андреюк, Шкирман, отец, мать и младший брат Сергея Омельченки, другие местечковцы.
Андреюка дома нет. Забежал вчера в штаб, мелькнул перед парнями и исчез. Жена его полощет в корыте около колодца детские пеленки.
- В госпиталь пошел, - говорит о муже. - Госпиталь в лесу. Где - я сама не знаю.
Когда Митя выходит со двора, женщина его окликает. Торопливо вытирая руки о фартук, подбегает к воротам, просит:
- Если пойдете в местечко, то не забудьте о нас. Принесите кусок мыла. Мы как с пожара выскочили, в чем стояли...
Жена Шкирмана выглядит повеселее. Но и от нее Митя узнает немного. Муж на задании, как и большинство партизан. Тут, в деревне, только те, кто на постах или откуда-нибудь вернулись.
Митя идет обратно в штаб. На завалинке сидит Лобик, держит между колен почти новую, с блестящей ложей трехлинейку.
- Где ты винтовку взял? - Митя не может понять, откуда у товарища такое роскошное оружие. На длинную французскую железяку, к которой не было ни одного патрона, вряд ли кто мог позариться.
- Поменял, - смеется Лобик.
Митя не скрывает зависти - у его винтовки убогий вид. От долгого лежания под пнем краска с ложи слезла, дуло, другие железные части источены ржавчиной, как оспой.
- Французских винтовок тут много, - объясняет Лобик. - И патроны есть. Оказывается, волостные управы, гарнизоны имели как раз такие. Теперь все перешло к партизанам.
Так вот почему украденная Митей французская винтовка стояла в Громах, в волости. Немцы, очевидно, специально завезли. Но от того, что наступила разгадка, Мите не легче.
- Так просто поменял? - спрашивает он у Лобика.
- В придачу соль отдал. Ту, что баба положила.
В полдень высокий худощавый паренек в начищенных до глянца хромовых сапогах документально оформляет приход хлопцев в отряд. Записывает Митю, Лобика, Сергея в толстую, с графами кредита и дебета, бухгалтерскую книгу. Фамилии людей в списке личного состава отряда стоят под цифрами, перевалившими за третью сотню.
Вторую ночь они проводят в той же хате, на той же соломе. Но кровати пустуют, командира роты с политруком нет, да и на полу просторно - вместе с Митей и Лобиком ложится только Вася Дашук, вестовой при штабе.
По хате снует высокая, хмурая женщина, одетая в рваный халат и самотканую юбку. За весь день она слова не сказала хлопцам. Между печью и задней стеной хаты - небольшой промежуток, там женщина спит. Сейчас, хоть на дворе и темно, она куда-то ушла.
- Вы при бабе языков не развязывайте, - вполголоса говорит Вася. Лютая змея.
- Почему? - спрашивает Митя.
- Сын у нее в полиции. Еще в прошлом году, когда громили Пилятичи, сбежал в местечко и служит там. За год, сволочь, мог бы одуматься.
Митя в замешательстве: штаб в доме полицая. Разве не могли партизаны выбрать другую хату?
Он говорит об этом Васе, но тот в ответ только хмыкает.
- Мы теперь никого не боимся. Знаете, сколько раз за лето нас гоняли? Эсэсовцы, власовцы. Две большие блокады были. Села пожгли, но и мы и люди научились: в лесу скрываемся. Сюда немцы не дойдут - нет прямой дороги. Чтобы попасть сюда, надо пройти Пилятичи, Пажить, Лозовицу. А там всюду партизаны... Поэтому на мать полицая наплевать. Хата большая, вот и взяли под штаб...
- Где Якубовский? - спрашивает Митя, хотя спрашивать об этом нельзя. - Он обещал нас послать на задание.
- Пошлет. Не лезьте поперед батьки в пекло. Отряд заготовку ведет. Хлеб ночью в ямы закапываем. Фронт наступает, но если до зимы немцев не прогонят, что будем есть?
- Прогонят, - говорит Митя. - Наши подходят к Брянску.
На другой день утром Якубовский вызывает к себе Митю и Лобика. Сидит за столом один, двух партизан, которые о чем-то с ним разговаривали, отсылает.
- Пойдете в местечко, - говорит он. - Нужна соль, как можно больше. Вы явку своим товарищам назначили?
О встречах с местечковцами в лесу хлопцы не думали. Шли к Мазуренке. Но есть дед Бондарь, он сделает все, что надо.
Услышав фамилию деда, Якубовский с минуту как бы изучает лица сидящих перед ним.
- Кому доводится родственником дед?
- Мне, - отвечает Лобик.
- Ты сына его знаешь?
- Он же мне дядя. Но я его давно не видел. Приезжал перед войной...
Якубовский смягчается.
- Вот что, хлопцы. Будьте осторожны. Бондаря ранило, когда шел от отца. Нарвался на засаду. Не исключено, что следили и за отцом. Старику скажите, что все в порядке. Сына его отправили самолетом в Москву. Ему теперь лучше.
О дедовом сыне хлопцы знают давно, еще с прошлой весны, когда он жил в Горбылях. На связь с ним ходил Сергей Омельченка. Этим летом Микола принес весть, что Бондарю дали звание полковника, он руководит партизанским штабом. Передавал Микола и смутные слухи о том, что настоящего порядка в штабе нет, там часто спорят, ссорятся.
Так вот какое задание! Митя с Лобиком идут на кухню, им дают по большому куску вареной говядины, буханку хлеба. Молодые девчата, которые там работают, глядят на них с интересом.
В это утро Мите вообще везет. У Васи Дашука, который сидит на крыльце штабной хаты, аккуратная с блестящей ложей винтовка, и Митя, как вчера Лобик, предлагает обмен. Соли у него не осталось, он может предложить почти новый пиджачок, который отец купил перед самой войной. Носит его Митя под немецким мундиром. Кроме пиджачка Митя дает десять патронов - их у партизан не густо.
Вася примеряет пиджачок. Он ему немного великоват, но зато Вася похож в нем на человека. До этого ходил прямо-таки в лохмотьях.
А у Мити винтовка. С такой и перед девчатами не стыдно показаться.
Перед выходом из Рогалей Митю с Лобиком останавливает одна девушка. Волосы у нее светлые, как пшеничная солома, фигура стройная и необыкновенно красивое, белое лицо.
- Я вас знаю. Видела в местечке. До войны я там работала, а вы в школе учились.
Девушку зовут Женя. После семилетки была наборщицей в типографии. Теперь набирает партизанскую газету. Просит приносить заметки.
Удивительна партизанская жизнь! Чем-то похожа она на мирную, довоенную. Но чем - сразу не скажешь. Может, своей открытостью, радостным ощущением будущего?
Погода стоит отменная. За Рогалями, с южной стороны, - широкий простор. Кое-где на гладкой равнине высятся высокие дубы, стройные, увешанные бусами красных гроздей рябины. Был на этом месте когда-то лес, об этом говорит множество пней и пеньков. Трава жесткая, порыжелая. По-летнему жаркое солнце плывет в голубой, с редкими облачками выси, окутывает дрожащим маревом распростершиеся дали.
По украинским степям под таким же солнцем катится лавина советского наступления. Красные дивизии, армии рвутся к синему Днепру. От Батькович Днепр недалеко, всего сорок километров. Он тут является пограничной полосой между Украиной и Беларусью. Выйдут красные полки на Днепр и на правом низком берегу увидят лесной полесский край.
Митя немного жалеет, что вырос вдали от реки. В междуречье, образованном Днепром, Припятью, Березиной, текут только речушки, наподобие узенькой Медведки, которая вливается в пересохшую Росицу, а та - в Днепр.
Медведка - рядом. Экскаватор выпрямил ее русло, по выброшенному на берег илистому грунту густо поднялся чертополох, горец и другое болотное пустозелье. Речушка ведет к Кавенькам. Отсюда каких- нибудь три часа ходьбы. Но в Кавеньках - власовцы. Они как бы прикрывают местечко от партизанского леса. Хлопцы решили сделать крюк, через Вьюнки и Прудок выйти на Дубровицу, а там, когда стемнеет,
