другую сторону, туда, где из толпы вышвырнули безногого, а затем и его протез.
- Куда прешь, дохлятина?
- Только тут тебя и не хватало...
- Всюду лезут, а еще бедненькими прикидываются... - Зашумело в толпе.
Новый вопль привлек внимание к ранее дравшейся паре - 'учительница' ползала по асфальту, воя и причитая, ее лицо заливала то ли кровь, то ли содержимое одежной из спрятанных в сумку бабы банок. Но и та, уже окончательно лишившись пуговиц на блузке, открывшей белые, трясущиеся от жира мало привлекательные телеса стояла, пошатываясь и прикрывала рукой, все еще сжимающей сумку, нос, а по ее лицу ползли слезы.
- Ох, убили... - сумел разобрать 'тихий': ее бормочущие причитания, совсем убили...
Она сделала еще пару шагов и вдруг схватилась за виски, затем согнулась и села на землю, покачиваясь из стороны в сторону: ее мутило, а соперница тем временем уже поднималась на четвереньки и размазывая по лицу красные потеки, поползла в сторону обессилевшей противницы на четвереньках. Она и сама еще не знала, что ею движет: надежда захватить сумки покинула ее, засевшая в голове боль мешала четко соображать, и все прежние эмоции переросли в одну отчаянную звериную и бессмысленную ненависть, в которой почти не осталось ничего человеческого.
И снова вспышкой всколыхнулись злые голоса: на асфальт возле калеки приземлился человек уже почти здоровый, только несколько помятый во время невидимой за людскими спинами драки. Его разбитое лицо опухало на глазах...
- Да что же это делается? - снова прошептала Альбина, заворожено глядя на общее безумие. - Люди ли это?
- Это толпа... и не худшая из возможных, - изменившимся голосом ответил ее спутник. - Пошли скорей отсюда... ничем хорошим это не закончиться...
Они успели пройти всего лишь пару метров, когда в центре толпы раздался уже знакомый обоим резко обрывающийся хрипом вопль.
- Бежим! - рванул за руку девушку 'тихий' и они помчались по улице, опережая хлынувший им вдогонку людской поток.
Возникновение констриктора в центре толпы вызвало всеобщий хаос, по сравнению с ним толкотня в коридоре больницы и на дискотеке выглядело бы организованным военным парадом. Паническое бегство превратило людскую массу в лавину, сносящую все на своем пути.
Падали на асфальт полные и пустые сумки.
Падали отдельные продуктовые банки и пакеты.
Падали споткнувшиеся через них люди.
Падали, чтобы тут же оказаться затоптанными слепыми безжалостными в своем страхе ногами...
Вскоре возле магазина никого не осталось - лишь несколько избитых истоптанных людей ползали среди растерзанных тряпок, кусков кожи и продуктов. 'Учительница' с разбитой головой пробовала встать, но тут же повалилась в объятья к бывшей врагине - больше ей встать не пришлось...
Калека со стоном потянулся к протезу - быстро опухающие подбитые глаза мешали ему рассмотреть пространство вокруг себя. Дрожащая рука дотянулась до чьего-то тела и отдернулась, снова пришла в движение... На противоположной стороне улицы с треском захлопывались окна зевак-одиночек, наблюдавших за дракой.
Из разбитой витрины, перешагивая зубья битого стекла, появился констриктор, отпихнул с дороги буханку хлеба с застрявшим в ней каблуком-шпилькой и тяжело зашагал по захламленному тротуару.
- Господа... товарищи... граждане, - залопотал разбитыми губами уже почти ослепший калека, - помогите же мне... помогите, люди...
Он с мольбой вознес руки к небу и наткнулся на что-то живое и движущееся, с которого капало что-то мокрое и теплое.
Капала кровь.
Констриктор не умел удивляться - мало ли, почему жертве самой захотелось облегчить ему работу.
- Люд... - заткнулся шепот калеки.
Альбина захлопнула дверь, дважды повернула замок и внезапно обмякла, прижимаясь спиной к косяку.
- Вот мы и здесь...
Она сама не узнала собственный голос.
'Тихий' согласно кивнул. Теперь, когда опасность на время отступила, к нему почему-то пришел страх. Собственно, страх с самого начала был при нем, он жил в его окружении годами. И, когда катастрофа началась, 'тихий' всего лишь загнал его на время куда-то вглубь: бороться с этим чувством у него не было времени. Когда надо действовать - не до страха, так считал он, и, похоже, оказался прав. Зато теперь ему пришлось отвернуться, чтобы Альбина не увидела выражение, возникшее у него на лице.
- Мне не нравится твоя квартира, - брякнул он, быстро пробегая взглядом по комнате. - Кстати, ты умеешь лазить по водосточным трубам?
Это тоже было приемом против страха - говорить о чем угодно, что угодно, только чтобы не молчать. Впрочем, разглагольствовать впустую он не умел и не любил, и потому сходу определился в теме.
- Не знаю, - 'тихому' удалось без труда сбить Альбину с толка. Она заморгала, стараясь увязать воедино обе части его высказывания. Если он и в самом деле не был сумасшедшим - Почему не нравиться?
'Тихий' заставил себя улыбнулся и повернулся к ней. В самом деле, обычно квартира Альбины всем нравилась и девушка приложила немало усилий, чтобы обставить ее на свой вкус. Мебели в ней было не много - круглый столик, диван и пара кресел, прислонившись спинками к серому в разводах ковру. Небольшой пейзаж, нарисованный на холсте очень вытянутого формата на противоположной стене, окружали восковые листья хойи, почти полностью закрывшие серебристые обои и оплетшие книжную полку. Комната выглядела пустоватой, но эта пустота сообщала ей особое изящество и элегантность даже самый придирчивый взгляд не нашел бы чего здесь можно убрать или добавить, даже высокая худая худая ваза на столике и будто бы небрежно подоткнутый край белой занавески являлись неотъемлемыми штрихами в законченном рисунке интерьера, одновременно лирического и строгого. Рудольф приходил от ее комнаты в восторг, друзья одаривали комплиментами, приятельницы завидовали - но никто на говорил ей, что эта комната может не нравиться в открытую.
- Здесь очень мило, - пояснил 'тихий', - но если сюда ворвется вот такой 'больной', - он подошел к окну и перегнулся через подоконник, вылезать придется по водосточной трубе, а она здесь держится на честном слове. Двоих ей так точно не выдержать... Да и балкончик того и гляди завалится вниз. - Он вернулся в комнату и присел в ближайшее кресло. - А вообще - удивительно. Ты так просто пригласила меня к себе... Прямо вот в пижаме. Ты же меня совсем не знаешь.
Альбина внимательно посмотрела на 'тихого', словно увидела его впервые.
Что он этим хотел сказать? Угрожал? Просто удивлялся?
Прочитать что-либо по его лицу было невозможно: 'тихий' усмехался привычной и придуманной улыбкой, а его глаза тем временем печально смотрели мимо Альбины, и в них притаилась боль.
Последнее все и решило.
- А что мне терять? - вполголоса проговорила она. - Я и так слишком многого боюсь. Боюсь жизни. Боюсь тишины, темноты, одновременно покоя и кошмаров... И еще я боюсь людей. Но почему-то совсем не боюсь тебя. Если ты хотел причинить мне зло - у тебя было достаточно времени для этого. Что ты вообще можешь - убить, изнасиловать? После того, что мы сегодня видели... - она не договорила, просто покачала головой. Небольшая слезинка блеснула в уголке ее глаза, но тут же исчезла, сброшенная тыльной стороной ладони.
- Бывает... - хмыкнул 'тихий', присаживаясь возле второго кресла, где успела пристроиться девушка, на корточки и глядя на Альбину снизу вверх. А ты красивая... знаешь это?
Альбина знала, как знала и то, что никогда не сможет как следует воспользоваться этим даром природы - такова была ее натура. Одно упоминание об этом заставляло ее порой страдать, тем более ей не хотелось выслушивать комплименты от человека почти незнакомого, да еще в такой нелепой ситуации... если катастрофы вообще можно назвать нелепыми.
- Не надо, - замотала головой она. - Я прошу...
