подумать, что все должностные лица сговорились сегодня устроить массовый прогул а то и объявить забастовку и только его, да еще вахтера, забыли предупредить о своих намерениях. Кроме того, вчерашний разговор с Альбиной о страхах, затишье и равновесие в природе то и дело выскакивал из памяти, невольно заставляя выискивать вокруг себя приметы 'надвигающейся грозы'. Напрасно Рудольф старался успокоить себя тем, что не стоит придавать значения словам милой, но слишком нервной девушки с богатой фантазией. Заодно он подумал и о том, что неплохо бы было свозить Альбину на море: перемена обстановки наверняка отвлекла бы ее от столь мрачных (и заразных к тому же) фантазий да, самое время было подумать ему о медовом месяце, а телефонный разговор с начальником можно и отложить, тем более, что и звонить, собственно, Рудольф собрался только потому, что не знал, чем заняться на опустевшей вдруг работе.
Подумать всерьез об отпуске он так и не успел: в дверь постучали.
- Открыто, - отозвался он.
- К вам можно? - прозвучало в ответ, затем дверь распахнулась, и на пороге возникла совершенно незнакомая ему молодая женщина в сильно расклешенных черных брюках.
- Заходите, - не особо приветливо пригласил ее Рудольф. - Вообще-то сегодня не приемный день, но, быть может, мне удастся быть вам полезным...
- Итак, - гостья сощурившись изучала комнату, и, когда ее взгляд останавливался на Рудольфе, он начинал чувствовать себя всего лишь частью здешней обстановки: никогда прежде на него не смотрели вот так. - Значит, я разговариваю с председателем постоянно действующей комиссии по организации досуга и культурно-зрелищных мероприятий?
- С его заместителем, - поморщился, поправляя, Рудольф. Название собственной должности удручало его своей несолидностью: гораздо приятней не уточняя: 'Работаю в мэрии'. - Так вы по какому вопросу?
Она энергичной походкой пересекла кабинет, не дожидаясь приглашения опустилась в кресло, небрежно закидывая ногу за ногу, и довольно улыбнулась.
- Вообще-то я не к вам. - Ее черты были слишком выразительными и резкими, чтобы их можно было назвать красивыми, то же касалось и ее несколько чрезмерной артикуляции. - Я из 'приятеля'. Э.Светлая, слышали про такую?
Рудольф приподнял бровь: до него не сразу дошло, что речь идет о популярном бульварном журнале, а вторгшаяся в кабинет незнакомка принадлежит к журналистской породе.
- Я вас слушаю.
- Вы не очень заняты? - Э.Светлая, достала из замшевой сумочки пачку сигарет (Рудольф мимоходом успел удивиться - почему она не начала с блокнота или микрофона), и закурила, затягиваясь по-мужски глубоко. - Дело в том, что в столице появились слухи, что у вас в городе свирепствует какая-то совершенно жуткая эпидемия. Что вы можете сказать по этому поводу?
- Эпидемия? - искренне изумился Рудольф. - Впервые слышу. С чего вы это взяли?
- Говорят, - одновременно лихо и хитро прищурилась репортерша. - А точнее, как раз вот это точно установлено: на медицинской в столице произошел довольно крупный скандал, после которого всеми уважаемый профессор Канн, труды которого по достоинству оценены у нас и за рубежом еще со времен исторической победы над эпидемией СПИДа, - казалось, молодая женщина перескочила на чтение по памяти давно заученного текста, трагически погиб в автомобильной катастрофе.
Она произнесла эту непростую фразу на одном дыхании ни разу не сбившись. Рудольф уже собирался отметить это вслух, но вдруг в ровную речь Э.Светлой вторгся совсем другой голос. Даже не голос - воспоминание, но прозвучал он настолько отчетливо и громко, что Рудольфу подумалось, что он слышит его наяву.
'...И нет происшествия, более значительного, чем падение кирпича перед носом у кошки...' - в каждом слове Альбины звучало затаенное отчаянье...
- ...И этот профессор сказал, что у нас эпидемия, - неизвестно кого из них перебил Рудольф, строго глядя на журналистку. - Вот что, уважаемая Э.Светлая, или как вас там... Я не знаю что за слухи ходят у вас в столице и не хочу знать. Мне лично ни о чем подобном не докладывали. Но, надо полагать я был бы в курсе, случись у нас что-либо из ряда вон выходящее... - он собрался было попросить ее уйти, но неуловимая тревога, вновь ожившая где-то на периферии сознания, почему-то запретила ему сделать это. Во всяком случае до тех пор, пока он не узнает об этих слухах все. - И что действительно пишете о таких вещах в своем журнале? Эпидемии, слухи, трагические гибели...
- Ну, - новый взгляд Э.Светлой можно было назвать даже кокетливым. Сперва мы такие слухи проверяем, потом консультируемся с представителями министерства общественного мнения, в какой форме лучше подать материал, и не является ли он вредным, и только потом публикуем... Например, о трагической гибели Канна мы сообщали только то, что наша медицина понесла в его лице большую утрату... Сами понимаете - никому не выгодно поднимать шум вокруг его имени: это же не эстрадная звезда, для которой доля скандальности просто необходима. Ну а уже потом до нас дошли слухи об эпидемии, и мне поручили поехать разобраться на месте и составить опровержение.
- И как, слухи легко опровергаются? - саркастически поинтересовался Рудольф.
- Не знаю, - Э.Светлая махнула в воздухе сигаретой, рассыпая во все стороны искры. - Мне не нравится, что в мэрии, кроме вас, я никого не нашла. Сейчас не время летних отпусков... Или я ошибаюсь?
- Время... ведь все-таки лето? И какого подтверждения вы хотите - что все в порядке? Как раз то, что люди позволяют себе не быть на работе, говорит о том, что она настолько отлажена, что не требует их присутствия... - при этих словах Рудольф ощутил что-то вроде оскомины. Почти тоже самое он говорил Альбине... И почти тоже самое волновало ее. Но остановить поток слов он уже не мог, и они продолжали ползти, неудержимо, как ледник, хотя внешне так же неторопливо. - Если бы что-то случилось, здесь находились бы все, по коридорам носились бы встревоженные толпы, по телефону невозможно бы было никуда дозвониться... - он осекся и замолчал.
По телефону невозможно было никуда дозвониться. Никуда... А в мэрии никого не было, и в ушах снова настойчиво зазвучал голос Альбины: 'Это затишье похоже на затишье перед бурей...'
- Ну так что же вы? - обрадовалась неизвестно чему журналистка. Продолжайте! Да вы не бойтесь, материал вовсе не обязательно пойдет в печать, он нужен скорей для архива... Это для массы народа может быть опасной в те или иные исторические моменты, но для истории, как таковой она должна быть сохранена...
'О чем она говорит?' - тупо спросил себя Рудольф. Ему все еще казалось, что ледник тащит его, а он не может встать, потому что по неизвестной причине лишился способности двигаться, а где-то за поворотом лед кончился и начинается река, резко срывающаяся с кручи на острые камни.
- Вы чем-то вспомнили? - вернул его к реальности вопрос журналистки.
- Ничего, - сухо отрезал он, с усилием отводя взгляд от телефона. С разговором на эту тему явно надо было кончать. Если бы он только мог сделать это! Наоборот, Рудольфу все сильнее хотелось самому расспросить Э. Светлую поподробнее, разобраться, докопаться до истины, опровергнуть свой собственный смутный страх...
- Но мне показалось...
- Скажите, а Э.Светлая - это ваше настоящее имя? - неожиданно строго спросил он.
'Правильно... С этого и надо было начинать: разобраться с кем имею дело... Да что я себя убеждаю, мне просто не хочется... нет, очень хочется услышать...' - запутавшись в своих желаниях и мыслях, он решил просто перестать думать на эту тему и сосредоточиться на чем-либо другом. Например на изучении лица незваной гостьи.
- Почти... Меня на самом деле зовут Эльвирой, - не стала вдаваться в подробности она. - А зачем вы об этом спрашиваете?
- Да так... - ответил Рудольф. - Вы - первый человек, от которого я слышу об эпидемии, так что никаких инструкций об умолчании мне не давали вы ведь намекали на это? И я бы сам не отказался узнать об этих слухах поподробнее. Так что - давайте рассказывайте.
- Даже так?
Эльвира зажала сигарету между пальцами и подперла рукой подбородок. Блузка ее при этом перекосилась, открывая плечо, но, как ни странно, это не выглядело пошло: некоторая небрежность
