Тем не менее, и с этой особой, как со всеми прочими клиентами, он обязан был обращаться вежливо. Если уж ей суждено принести неприятности то лучше не провоцировать их самому. Глядишь - и обойдется.
- Чего желаете? - на лице бармена засветилась дежурная улыбка.
- Выпить, - посмотрела сквозь него пустым, выплаканным взглядом Глория.
- А еще чего? - привычно спросил он.
Несколько минут Глория молчала, гипнотизируя его взглядом и одновременно рассматривая разноцветные бутылки с ликером.
Напиться бы... Забыться!
Но ведь она здесь по делу...
- Вы знаете место, которое называют Мидиан? - спросила она наконец. Это должно быть где-то неподалеку отсюда.
Глория почти выхватила из рук бармена бокал с джином и быстро отпила глоток.
'А, так вот в чем дело! Мидиан... Ну, конечно', - усмехнулся успокоившийся бармен.
- Еще бы, - бросил он. - Вы далеко не первая, кто им интересуется.
- А кто еще? - резко вскинула голову девушка.
'Бедняга... Наверное, она рыдала из-за того, что опоздала и ей устроили из-за этого нагоняй', - пришел к выводу бармен, наблюдая, как судорожно глотает джин девушка.
- Тут была куча разных журналистов, - пояснил он. - И всем нужен был Мидиан. Недавно там застрелили одного парня. Вроде он был маньяком. Так вот, вокруг этого дела поднялся страшный шум, туда сразу же понаехали... Вы ведь тоже интересуетесь именно этим, не так ли?
Глория кивнула. Новая порция рыданий уже душила ее, готовая прорваться наружу.
Она залпом опорожнила бокал, уронила его, опуская на стойку, кое-как, не считая, швырнула деньги (у бармена челюсть отвисла, когда он подсчитал выручку) и бросилась прочь.
23
Шерил Энн уже хорошо перевалило за тридцать, но выглядела она намного свежее.
Сейчас она томилась от того, что ей было не с кем поговорить. Казалось бы - какая мелочь, но Шерил Энн страдала от вынужденного молчания по-настоящему. Она была из тех, кто не умеет копить слова и чувства в душе - там для них было слишком мало места. Все, что приходило ей в голову, должно было тут же выплеснуться наружу, но подруга и компаньонка не вовремя подхватила простуду и бросила Шерил Энн посреди пути изнывать от невозможности высказаться.
Короче, явно одинокая и к тому же плачущая девушка, ворвавшаяся в помещение женского туалета и ставшая вытирать глаза у того же зеркала, где Шерил Энн наводила марафет, послужила для нее сущей находкой.
- Брось, подруга, - словно они всегда были знакомы, уверенно обратилась к ней Шерил Энн. - Чего ты плачешь? - она искоса наблюдала за Глорией, не прекращая орудовать брасматиком. - Можешь мне не отвечать. Женщина может плакать только по двум причинам: из-за мужчины или из-за денег. Так из-за чего плачешь ты?
- Из-за мужчины, - с трудом выдавила Глория, и все ее старания успокоиться и привести себя в приличный вид пошли насмарку: слезы хлынули с новой силой.
- Понятно, - сочувственно закивала Шерил Энн. Она была довольна, что добилась своего: 'подруга' включилась в разговор. - Так что же он натворил? Бросил? Уехал, не сказав ни слова?
Шерил Энн знала все. Во всяком случае, жизненный опыт позволял ей верить в эту свою способность. И, самое удивительное, в подавляющем большинстве случаев Шерил Энн все-таки попадала в самую точку.
- Нет, - всхлипнула Глория, водя по лицу мокрым платком. - Он ушел. Исчез.
Шерил Энн понимающе кивнула.
Что поделать, и в ее жизни мужчины не раз 'исчезали'. И не только в ее - почти каждая из ее многочисленных подруг в свое время плакалась о том же самом.
- Ну и не реви, - Шерил Энн принялась складывать брасматик, тени и помаду обратно в косметичку. - Они все такие. Мужчины все одинаковые. Вернется...
От последнего слова Глорию передернуло. Заметив это, Шерил Энн поспешила продолжить:
- А если нет - ему же хуже. - Теперь оставалось только поправить прическу и перейти, наконец, к своей любимой теме - о себе. - Меня вот тоже бросили. А я и не грущу - больно надо... Может, выпьем?
- Да, выпьем! - быстро согласилась Глория.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас напиться до беспамятства.
'Вернется... вернется... - крутилось в ушах подлое эхо. - Ему же хуже... вернется'.
А перед глазами все мелькали и мелькали бессовестные газетные заголовки.
- Ну так пошли, - Шерил Энн пару раз взмахнула расческой, захлопнула сумочку и подмигнула своему отражению.
Она была довольна собой. Вот если бы удалось еще утешить и вразумить эту глупую девочку - день ни в коем случае нельзя будет назвать потерянным.
А там, глядишь, и мужчинка какой-нибудь нарисуется на горизонте...
- Пошли, - она развернулась и едва ли не силой потянула Глорию за собой обратно в бар.
24
День выставляет любое уродство напоказ, смакуя все его наиболее неприятные детали. Ночь же, напротив, сглаживает все, что можно сгладить, достраивает темнотой несуществующие элементы, прикрывает собой, как вуалью, все допущенные природой ошибки.
День - потерявший вкус ярый поклонник натурализма. Ночь - художница, но и бессовестная обманщица с навсегда потерянной из-за этого репутацией: мало ли, что ей придет в голову скрыть у себя за пазухой.
Но ночной Мидиан был прекрасен безо всяких натяжек. Обрубленные временем стены вздымались под лунным светом до небес, трещины превращались в причудливые, хорошо продуманные узоры. Здесь доминировала своя эстетика - эстетика тьмы.
- Тебе это должно понравиться, - проговорил Нарцисс, пропуская Эрона вперед.
Лицо человека-обезьяны было все так же ободрано, но кровь на местах отсутствующей кожи больше не лилась, не торчали комками сгустки сукровицы. Может, это ночь несколько подретушировала его внешний вид?
'Я здесь...' - в тысячный раз сказал себе Эрон, прислушиваясь, не отзовется ли внутри неровным стуком сердце.
Сердце не билось.
- Ты уверен? - спросил он Нарцисса, перешагивая через порог полуразрушенного домика.
Лестница, открывшаяся перед ними, круто уходила вниз.
- Наш город и существует для таких, как ты, - утвердительно кивнул Нарцисс. - Ты ведь один из наших. А таким, как мы, нет больше места на земле... Ты совершенно правильно сделал, что пришел сюда.
Он спускался вниз быстро, не замечая неровностей лестницы и мусора, то и дело попадающего под ноги.
Ни одного видимого источника света вокруг не было видно, но, к своему удивлению, Эрон без труда ориентировался. Видел он и лицо Нарцисса, видел почти так же хорошо, как и при лунном свете.
Или свет был?
Эрон не знал... Может, светился воздух. Может, его глаза изменились, заранее приспособившись к темноте, в которой теперь придется ему жить.
Жить?
Эрон так и не мог услышать ударов своего сердца. Один раз ему показалось, что в ушах звучит знакомое 'тук-тук', но, сосредоточившись, понял, что звук идет извне - подземная барабанщица принялась за свою обычную работу.
- Так, проходи сюда! - позвал его Нарцисс.
Эрон перепрыгнул через пару ступенек и оказался возле человека-обезьяны.
Лестница привела их к коридору, а затем и к порогу небольшого зала-пещеры.
Здесь и в самом деле было светло от десятков горящих факелов. Свет неожиданно резанул Эрона по глазам, как в свое время - прожекторы полицейских машин.
