Голос его стал бархатным.
— Так что случилось тридцать четыре дня тому назад, Рэчел?
Рэчел побелел и вдруг пополз с кресла, хватил воздух ртом, как задыхающаяся рыба.
Телохранители недвумысленно пододвинулись поближе к столику, став с двух сторон кресла.
А Рэчел вдруг пополз к Дуайту на коленях, завизжал, заголосил:
— Не могу, не могу больше! Хоть на Луну, хоть в титановые шахты… Смилуйтесь! Отпустите! Я сойду с ума! Я боюсь!
Дуайт сделал знак, и один из телохранителей поднял Рэчела за шиворот левой рукой, а правой отвесил ему две ленивые пощечины.
— Солсбери… Солсбери исчез после пожара.
— Какого пожара?
— В пятой лаборатории… была пи-установка… Солсбери много работал на ней в последнее время.
— Что это за установка?
— Для съемки внутренних биопроцессов живого организма… Там очень мощный силовой генератор. Видимо, от перегрузки. Или неисправность какая-то…
— Если мне не изменяет память, вы главный электромеханик здесь, Рэчел?
— Да, мистер Дуайт. Кроме зоны 'Т' — там автономное обеспечение…
— Это становится забавным. Дальше!
— Генератор взорвался… Тревога включается автоматически. Но пока взломали дверь…
— Взломали дверь?
— Да. Дверь была закрыта.
— Изнутри?
— Нет. Снаружи. Кто-то, наверное, подумал, что там никого нет…
Губы Дуайта сошлись в узкую прямую, и человечки в рюмках стали тоскливо-испуганными.
— Что же вы там нашли?
Рэчел торопливо оглянулся и, наклонившись к Смитам, перешел на шепот:
— В этом-то и вся загвоздка. Там был обгоревший труп, но…
Рэчел побледнел еще больше.
— Но… врачи говорят, что это был труп обезьяны.
— Что, что?
— Да, мистер Дуайт. Ни Солсбери, ни мисс Джой там не было.
— Кто такая мисс Джой?
— Ассистентка Солсбери. Они работали вместе.
— Значит, Солсбери и его ассистентка исчезли, а вместо них оказалась обезьяна?
— Да. Но мисс Джой потом появилась.
— Когда?
— Две недели назад. Я чуть с ума не сошел, когда ее увидел…
— Итак, обезьяна. А вы уверены, Рэчел, что вы все-таки в здравом уме?
— Не знаю. Чем больше я думаю, тем больше…
— Где сейчас мисс Джой?
— В зоне 'Т'. У… у Солсбери. Он ее одну туда пускает. Если… если он там действительно есть.
'Час от часу не легче', — подумал Роберт. Ему же расхотелось брать за шиворот негодяя Солсбери. История становилась все более запутанной, теряла всякую связь с реальностью.
— Я не могу здесь больше, мистер Дуайт. Заберите меня отсюда. Я схожу с ума. Я прячусь от всех по углам. А тут еще эта беспрерывная гроза, откуда она взялась? В лаборатории нет другого выхода, я не раз проверял. Как Солсбери и Джой попали в зону 'Т'? Почему не выходит Солсбери, если, он жив? И эта мисс Джой, она — как привидение… Я приму цианол, если вы не вытащите меня из этого ада. Я никогда не был суеверным, но тут творится какая-то чертовщина, поверьте, мистер Дуайт. Я не могу больше, не могу!
— Бросьте ныть, Рэчел! Вам еще придется ответить за вашу самодеятельность. Солсбери слишком дорого для нас стоит, чтобы всякий червяк, вроде вас, сводил с ним личные счеты. Если его надо убрать — мы найдем средства. А вы…
Рэчел тихо охнул и схватился за ручки кресла. Глаза его округлились.
— Здравствуйте.
Перед Смитами стояла женщина.
Она стояла, и, как два крыла, чернели за ее спиной фигуры двух растерявшихся телохранителей — спокойная, уверенная в себе женщина, и с лица ее не сходила улыбка.
— Здравствуйте, — повторила она, потому что молчание царило в холле. Мистер Роберт, мистер Дуайт, доктор Солсбери просил передать, что он уже ждет вас в зоне 'Т'.
Они шли по каким-то тоннелям, то стрельчатым, как в католической церкви, то привычно прямоугольным. Коридоры разветвлялись, сливались, переплетались в сложный лабиринт, обрывались неожиданно причудливыми залами, со стен которых смотрели загадочные идолы и химеры. Впереди и позади была кромешная тьма: десятиметровый параллелепипед тревожного, мертвенно-синего света двигался вместе с идущими.
Когда на потолке вспыхивала очередная гирлянда ламп, на стенах загорались блуждающие синие огоньки: в глаза идолов и химер были вмонтированы отражатели, и глаза загорались медленно при приближении и также медленно угасали за спиной. Нигде не было ни номеров, ни указателей, ни надписей — только посвященный мог что-нибудь найти в этих мертвых коридорах.
И еще — нигде не было даже намека на двери.
— Слушай, Айк, — негромко сказал Роберт, поглядывая по сторонам. — Мне сейчас кажется, что наш дорогой папаша спятил гораздо раньше, чем попал в психлечебницу. Еще когда он строил всю эту чертову кадильницу…
— Ты все упрощаешь, братец, — так же негромко ответил Дуайт, — Отец был деловым человеком. За этими средневековыми чертями — великолепные лаборатории с новейшей аппаратурой. Там рождались такие малютки, перед которыми сам дьявол снял бы шляпу. Крошечная ампула могла бы в течение часа стерилизовать целый континент. Остались бы города, поля, заводы, шахты, леса, даже животные, — все, кроме человека. Ни одного человека на всем континенте, представляешь? А все остальное — целехонькое. Ни огня, ни бомб, ни взрывов — одна крошечная ампула, привязанная к хвосту паршивого щенка, которого 'забывает' на берегу рассеянный турист. Вот это — настоящий размах, вот это власть! Власть над миром.
Дуайта словно подменили. Что-то от идолов на стенах появилось в нем: в мертвенном свете еще длиннее стал крючковатый нос, синим стало высохшее лицо.
— Ты скажешь — к чему этот цирк с лабиринтами, с темнотой, со светящимися глазами вот этих симпатичных уродов? Я повторяю — отец был деловым человеком, но он был и романтиком, художником, знатоком человеческой натуры. Он строил не только секретный Биоцентр, где должно было родиться самое действенное в мире оружие. Он строил храм — храм Силы, коварной, невидимой, беспощадной…
— Храм — хмыкнул Роберт. — Сила… Вся эта сила передохла через час после хорошенькой дозы этой… как ее… ну, после этой русской сыворотки. И папаша остался на мели со всеми своим загробным романтизмом. Только вот эти черти и остались…
— Мистер Роберт, мистер Дуайт, мы пришли.
Этот коридор ничем не отличался от других. Десятиметровый параллелепипед синего света, женщина, стоящая у стены, 'полтора Смита' напротив, и два черных телохранителя по обеим сторонам.
А на стене — очередная химера. Что-то искаженное до неузнаваемости.
Эти три фигуры, оплетенные змеями…
'Лаокоон'…
Древний миф Эллады…
До сих пор в Ватикане стоит он, в свой последний миг превращенный в мрамор родосскими ваятелями — прорицатель, восставший против воли богов, и бесконечно его предсмертное усилие, которым пытается он сорвать змеиные кольца с безвинно гибнущих сыновей.
