Одновременно я размышлял о самом Вадиме Ромоданове. Если правы те, кто утверждает, будто по любому произведению можно с полной определенностью судить о характере автора, то многие ремарки господина Ромоданова выставляли его в довольно-таки неприглядном свете. Это была не то чтобы противоречивая, а, скорее, безнравственная личность, человек, не имеющий ни малейших моральных устоев, способный из пустой прихоти на самый низкий поступок, несмотря на все свои пространные рассуждения о порядочности. Примеров тому я обнаружил предостаточно.
Тут-то и заключалось наиболее уязвимое место повествования.
Дело в том, что, будучи любителем и, смею надеяться, знатоком фантастики, я, как и Вадим Ромоданов, охотно допускаю мысль о множестве населенных миров, о различных уровнях цивилизаций, о контактах тайных и явных и всем таком прочем. Не вызывает особых возражений и фигура агента, работающего на иную, более высокоразвитую цивилизацию. Но как можно поверить, что могучий разум выберет на эту должность человека совершенно безответственного, эгоистичного и порочного?! Да еще наделит его уникальными дарованиями при полной бесконтрольности! Дай такому волю, он со временем затмит не только примитивного хапугу Кителя, но и куда более зловещих персонажей истории.
Кстати, с Кителем тоже явная натяжка, избитая литературная схема: если торговый начальник - значит, обязательно жулик, причем непременно глава подпольного синдиката, 'кровожадный и безжалостный негодяй' (цитирую Ромоданова). Как будто жуликов нет среди представителей других уважаемых профессий!
Кофе вскипел. Я, как обычно, растворил две ложечки сахара, после чего вернулся к рукописи.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ ВАДИМА РОМОДАНОВА
Прошла всего неделя после моего освобождения, а я уже не мог без усмешки вспоминать свои недавние благочестивые намерения. Какого черта! Я получил урок. Я его усвоил. Но не для того же, чтобы вести монашеский образ жизни! Я не испытал еще и сотой доли доступных мне наслаждений. Добровольно отказываться от них - верх кретинизма.
Впрочем, в тот, первый, вечер в голове моей бродили иные, более смиренные мысли.
Подойдя к подъезду моего дома и не обнаружив перед ним оставленной в роковую ночь 'Волги', я не удивился. Угнали-таки машину! Может, Макс или кто другой из команды Кителя. Бог с ней, с тачкой! Куплю новую. А вот рукописей, которые лежали на заднем сиденье, теперь не вернешь. Пропал весь мой творческий багаж, все, наработанное с той поры, когда я впервые ощутил в себе Призвание. Кое-что удастся, пожалуй, восстановить по памяти, а вот дневники, выписки, наброски утрачены навсегда.
Я поднялся на свой этаж, достал ключи.
- Кхе-кхе! - раздалось за спиной громовое покрякивание.
Я обернулся.
В дверном проеме соседней квартиры стоял мужчина в спортивном трико и белой майке, которая, казалось, вот-вот треснет под напором могучих мышц. Этакий русский медведь, Иван Поддубный на пенсии. На его румяных щеках играла благодушная улыбка.
- Здорово, сосед! - Его бас был слышен, вероятно, вдоль всей улицы.
- Здравствуйте, - ответил я.
- Ты, стало быть, Вадим? - утвердительно поинтересовался он. - А я -дядя Миша.
- Очень приятно!
- Что же ты, Вадим, бросаешь машину где попало? - продолжал он. -Угнать ведь могут. Народ ушлый!
- Кажется, уже угнали, - вздохнул я.
- Как бы не так! - лукаво подмигнул он. - Скажи мне спасибо. Вижу -соседская машина стоит без присмотра. Ночь стоит, день стоит. Я звонил, стучал, никто не открывает. Ну, думаю, племянник весь в своего дядюшку. Тот такой же рассеянный был. Умчится по делам, когда на неделю, когда и поболе, а машину бросит. Бывало, что и с ключами... Так что я загнал ее во двор, -заключил нежданный собеседник.
- Вот спасибо! - Я едва не задохнулся от радости.
- Стоит у гаража, - победно улыбаясь, известил дядя Миша. - Двор у нас, слава Богу, тихий, спокойный. Оттуда не уведут... - Славное лицо у дяди Миши! - Только ты уж на будущее будь повнимательнее, - добавил он.
- Обязательно... Еще раз - огромное вам спасибо, дядя Миша! Может, зайдете на пару минут? Как насчет рюмочки коньяка?
- Не пью и не курю, - с молодецким вызовом ответил он, не отвергая, впрочем, предложения в целом. Его вид мог бы послужить отличной рекламой здорового образа жизни. Чем не пример для подражания? Берись за ум, Вадим Ромоданов, будешь таким же бодрым и уравновешенным.
- Тогда чашечку кофе?
- Кофе на ночь вреден. - Улыбка стала еще шире.
- А как насчет кваску?
- Это можно, - кивнул он, выходя наконец на площадку.
Открывая дверь, я внезапно подумал о том, что в квартире, не исключено, царит полный разгром. Но, к моему удивлению, ничего не было тронуто.
Мы прошли на кухню.
Я открыл холодильник, разыскал на нижней полке бутылку кваса.
Мельком глянув в окно, увидел в густеющих сумерках знакомый силуэт у гаража. Вот она, моя красавица! Ай да дядя Миша! Вот так услужил!
Чтобы составить компанию соседу, я и себе налил квасу. Не пора ли полностью перейти на подобные напитки? Вымету из квартиры весь алкоголь как сор! Да здравствует трезвость!
- Я хоть и на пенсии, а без дела не сижу, - рассказывал между тем дядя Миша. - Меня тут каждая собака знает. Машину ли починить, сантехнику отладить, электричество - все могу. Просто так, по-соседски. Так что, возникнет какая нужда, милости просим, обращайся без всякого. Эх, хорош квасок! Ядреный! Люблю!
- Стало быть, вы хорошо знали моего дядюшку?
- Юрия Михайловича? Как не знать! Сколько лет на одной площадке прожили!
- Наверное, часто заходили к нему в гости?
- Этого не скажу, - покачал головой дядя Миша. - Очень замкнутый был человек. Все сам да сам. Ученый! Голова! Спросишь его о чем-нибудь, ответит, а так, чтобы первым заговорить, - никогда. Вот только... - Он задумался. -Как раз перед его последней командировкой случилось... Я возился в гараже, а он третий справа от твоего, слышу, Юрий Михайлович свою 'Волгу' выводит. Вдруг заходит ко мне. 'Михайло', - говорит. Это он меня так называл -'Михайло', вроде как под Ломоносова. Так вот. 'Михайло, - говорит, - я уезжаю далеко и надолго...' И вид у него, понимаешь, какой-то опущенный. 'Что-то, - говорит, - Михайло, сердчишко стало барахлить в последнее время. Если что случится, то знай, что все свое имущество я завещаю любимому племяннику Вадиму Ромоданову. Прошу тебя по-соседски, поддержи парня морально, помоги, если надо...' После вздохнул как-то странно, махнул рукой, вяло так махнул и вышел. Я кричу вслед: 'Не беспокойся, Юра!', - а он и не слышит уже. Сел и уехал. Так и не довелось больше поговорить. А через неделю узнаем: умер Юрий Михайлович в чужой стороне, на каком-то ученом съезде, прямо в зале заседания, от разрыва сердца. Такие вот дела.
- Как вы об этом узнали? - с жаром спросил я.
- Нотариус приходил. Я-то сам не видел: как раз за картошкой ездил на рынок. А дома жена была, Маша. Вот ей он и сообщил, что, значит, Юрий Михайлович приказал Долго жить, а все его имущество переходит племяннику.
Мы потолковали еще немного, но ничего существенно нового о любимом дядюшке я не узнал. Складывалось впечатление, что этот человек оставался загадкой даже для соседа, жившего с ним рядом, через стенку, на протяжении многих лет.
