соблазненных и покинутых было немало сильных и независимых натур. Таким не подходит роль обманутой простушки. Они умеют мстить и не откладывают дела в долгий ящик.
Открывшаяся мне истина мгновенно отрезвила меня. Пуля - это пострашнее, чем приснопамятный обруч Кителя. Выпущенную пулю не заговоришь. Как, впрочем, и нож из-за угла, и яд в бокале, и внезапно отказавшие тормоза... Да мало ли существует способов устранить человека, демонстративно ставящего себя выше других!
Только сейчас я осознал, какому смертельному риску подвергался все это время.
Нет, приятель, хочешь жить долго, как Мамалыгин, - решительно меняй привычки. Долой всякую рисовку, позерство и пижонство! Долой безделие и тунеядство! Пора браться за ум. Пора стать серьезным мужчиной. Ведь ты, дружище, деградируешь на глазах, бессмысленно прожигаешь дни. Вот уже три месяца, как ты стал агентом Диара, получив все необходимое для творческой работы, но за весь этот период написан один маленький рассказ.
Ты убаюкивал себя мыслью, что изучаешь жизнь. Себе-то не ври! Ты всего-навсего удовлетворял свои эгоистические желания. А сделал ли ты кому-нибудь добро? Утешил несчастного? Помог слабому? Сострадал? Нет, нет и нет.
Ты только тешил свою плоть и дошел уже до той стадии, что потерял остроту ощущений, утратил способность радоваться простым вещам. Еще немного, и твоя душа омертвеет... Ты у края пропасти. Опомнись!
Драгоценный мой читатель!
Догадываюсь, с какой усмешкой ты читаешь эти слова. Опять, мол, показное раскаяние, за которым последует новый виток разнузданности.
Ничуть! На сей раз это была речь не мальчика, но мужа.
Никем не замеченный, я тихонько пробрался к санаторию и попросил вахтера из местных найти мне машину, пообещав щедро заплатить. Тот позвонил одному из приятелей, и вскоре я был в адлерском аэропорту.
* * *
Первым, кого я увидел, подходя к дому, был дядя Миша. Он как раз выходил из подъезда. Судя по наряду - трико и, безрукавка, - он направлялся в гараж.
Вот подходящий случай загладить свою вину перед хорошим человеком, подумал я.
Но пока я собирался с мыслями, он молча прошел мимо.
Броситься за ним вслед?
А не поступить ли мне проще? Облучу дядю Мишу блокиратором, и он забудет все дурное. А когда мы заведем знакомство по новой, я не дам ему повода для обид.
Едва я вошел в комнату, как затрезвонил телефон.
- Вадик? - послышался игривый голос. - Это Марина. Куда ты пропал? Две недели не могу дозвониться...
- Ездил на море.
- Ну и как? - продолжала она с прежней интонацией. - Не простудил свой бегунок?
- Точно пока не знаю. Как раз собираюсь к врачу.
- Нет, ты серьезно?! - всполошилась она.
- Абсолютно. Делюсь с тобой как с близким человеком.
- Извини, мне надо бежать по делам. Я тебе перезвоню. Пока!
Усмехнувшись, я повесил трубку. Что ж, найден предлог, чтобы избавиться от опостылевшего окружения. 'Морская' болезнь! Полундра!
Пройдя в кабинет, я выглянул в окно, выходящее во двор. Дядя Миша возился со своим стареньким 'Москвичом'. Я взял блокиратор и, нацелив его на могучего старика, включил луч. Минут через пять тоже вышел во двор и принялся открывать гараж.
- Кхе-кхе! - раздалось за спиной громовое покрякивание.
Я обернулся. Ну да, дядя Миша, собственной персоной. На его румяных щеках играла благодушная улыбка.
- Ты, стало быть, Вадим? - утвердительно поинтересовался он. - А я -дядя Миша.
- Очень приятно.
Между нами состоялся диалог, тот же, что и при первом знакомстве. Как и тогда, мы прониклись взаимной симпатией. И никаких обид.
Вечером я нанес видит Мамалыгину.
- А, Вадим! Как дела? Много дизов нашел?
- Ни одного, Аркадий Андреевич!
- Что так? - нахмурился он. Кажется, впервые за весь период нашего знакомства.
Я рассказал о своих мытарствах и вроде бы невзначай ввернул, что ездил на море, разумеется, с той же целью.
- Может, их и вовсе нет в городе?
- Есть, - уверенно заявил он. - Надо искать. И поактивней. Не только в людных местах. Дизом может оказаться ночной сторож. Или инвалид, прикованный к постели. Мало ли... Чем еще занимаешься?
- Вообще-то хочу поменять профиль учебы. К строительству меня совсем не тянет. Это был случайный вариант. Есть идея поступить в университет, на филфак.
- Поступить в университет... - покачал он головой. - А какое сегодня число?
- Кажется, девятнадцатое августа.
- Ну? Разве не знаешь, что вступительные экзамены начались первого числа?
Мне оставалось только обреченно развести руками. Девятнадцатое августа! Да с такими загулами собственное имя забудешь и, ей-Богу, проснувшись однажды поутру, с удивлением узнаешь, что завтра Новый год!
- Но ты вполне успеваешь подать заявление на вечернее отделение. Или на заочное. Через год сможешь перевестись на дневное.
Это и впрямь был дельный совет.
- Ищи дизов, Вадим, - напомнил он на прощание.
На улице давно стемнело. Накрапывал мелкий дождик. В мокром асфальте отражались желтые фонари. Редкие | прохожие торопились под крышу.
Я задумчиво вышагивал по тротуару. Дождя я не боялся, напротив, он навевал на меня мечтательное, даже романтическое настроение с оттенком легкой грусти. Я размышлял о том, что по-настоящему так ничего и не добился в жизни. Одни только планы. Одни надежды, как и три месяца назад, и год, и пять лет тому. Мое творчество остается на уровне претензий, у меня нет истинного друга, которому можно открыть душу, в моей судьбе так и не появилось женщины, к которой я испытывал бы глубокие чувства... Что толку в долголетии, если каждый день уходит в никуда? Неужели и полвека спустя я буду точно так же идти один под холодным дождем и грустить о несбывшемся?
Я настолько погрузился в самоанализ, что не сразу понял, откуда раздается это негромкое, но настойчивое бибиканье. Но через секунду меня огорошило: сигнал подавал молчавший так долго подарок 'Ивана Ивановича'.
Рывком я поднес часы к глазам. Золотистая стрелка слегка подрагивала, прямехонько указывая на стеклянный, задрапированный зелеными шторами фасад ресторана 'Волна', возле которого я очутился неведомым образом, будто ноги сами привели меня сюда.
После того памятного вечера, давшего толчок длинной цепочке событий, я избегал этого заведения, а вернувшись с моря, вообще зарекся бывать в ресторанах. Но тут-то случай особый. Там, в зале, находился диз. Этот успех перечеркивал многие мои прегрешения. Может, с этой минуты и начнется новый отсчет моей жизни...
Окрыленный, я устремился вперед.
У закрытой двери, как и следовало ожидать, толпились парочки, но швейцар, заарканенный моим биополем, любезно пропустил меня в холл:
- Тихо, дамочки! Столик заказан. - Затем одному мне: - Милости просим, уважаемый! Сегодня замечательная бастурма...
