Вот самый правдивый рассказ Аристарха Парамонова.
Излагаю его без комментариев.
- Случилось это на планете Вниплх, - как всегда многозначительно начал Аристарх. - Я возвращался из длительной поездки по Молодым Мирам. На Вниплхе мне предстояла пересадка. До отлета оставалось несколько часов, и я отправился погулять по столице этой симпатичной планетки - уютному городку Зырею.
Шел куда глаза глядят. Ноги привели меня к просторной площади, упиравшейся в величественное, кубической формы, сооружение из стекла и цветного пластика. Вокруг Царило необычайное оживление. Празднично одетые аборигены плотной толпой обступили здание. Некоторые из них, провожаемые завистливыми взглядами, поднимались по широкой лестнице и, миновав горевшие на местном солнце турникеты, исчезали внутри. Вся площадь по периметру была уставлена щитами с пестрыми афишами.
Разумеется, я заинтересовался увиденным.
Вниплхского языка я не знал, поэтому пришлось обратиться к услугам информационно-переводящего толмача, представляющего собой изящный позолоченный зажим в виде серьги, которая крепилась к мочке уха и приводилась в действие мысленным пожеланием.
- Большой конкурс поэзии! - тут же заверещал толмач. (Помимо информации, он доносил и эмоциональную окраску ситуации и потому сейчас захлебывался от избытка восторга.) - Участвуют лучшие стихосложенцы Вниплха! Только сегодня! Только раз в неделю! Турнир талантов! Творческое состязание гениев! Зачин делают молодые поэты - объекты первых рецензий! С обзором своего творчества последнего сезона выступают Лепетих, Таратух и несравненный Бетехдех! Взгляд на новую поэзию в зеркале критической мысли! Монологи обобщателей Абкайка, Абрудра и Наджика! Гвоздь программы - всегда непредсказуемый Гбанго-Квантавэдро!
- Что такое 'обобщатель'? - переспросил я. - Ты правильно употребил термин?
- Максимально близко к смыслу, - обиделся толмач.
Я знаю, что вы, нынешнее поколение, погрязли в низкой прозе бытия, -продолжал свой рассказ Аристарх. - Но в пору моей молодости люди не мыслили жизни без вдохновенного поэтического слова. И вот предоставился случай получить двойное наслаждение: окунуться в стихию стиха, а через нее познать духовный мир аборигенов. Недаром же по всей Галактике в ту пору бытовало крылатое выражение: 'Скажи мне, кто твой любимый поэт, и я скажу, кто ты'.
Но как пробиться в зал, если вход штурмуют тысячи местных поклонников поэзии?
- Для инопланетян имеется отдельная ложа, - прочитав мои мысли, пискнул толмач. - Пропуск - по предъявлению удостоверения личности.
И вот я внутри гигантского куба.
Зал огромными ярусами охватывал небольшую эстраду. Все места были заняты, аборигены стояли в проходах, жались у стен и колонн.
К счастью, в ложе для инопланетян было чуть свободнее. Правда, я оказался единственным инопланетянином на этом празднике. Аборигены набились и сюда. Но местечко для меня нашлось. Устроившись, я тут же обратился в слух, ибо конкурс уже начался.
Из-за кулис выпорхнул толстячок в червонно-серебристом с искоркой пиджаке и галстуке-бабочке. По всей Вселенной именно в такой экипировке представали перед публикой ведущие-конферансье.
- Друзья! - бодро воскликнул ведущий и театральным жестом вскинул руки. - Наш фестиваль поэзии продолжается! Спасибо, что вы пришли на него! А сейчас перед вами выступит любимый кое-кем поэт, певец романтико-героического начала, отстаиватель всего того, что, по его мнению, надлежит отстаивать... - Он выдержал многозначительную паузу и громоподобно выкрикнул: - Стихосложенец Лепетих!
- Нельзя ли переводить точнее? - мысленно обратился я к своему толмачу.
- Прошу мне не указывать! - с вызовом ответила серьга. - Я переводчик экстра-класса!
Надо же, попался толмач с упрямым норовом. Заменить бы, да поздно.
Между тем зал загудел, но я не сказал бы, что одобрительно.
- Приятно видеть, что на Вниплхе так любят поэзию, - шепнул я своему соседу. Он ответил с любезной улыбкой:
- А как же иначе? Только черствым душой существам чужд возвышенный слог. Таким не сделать карьеры на Вниплхе...
Что-то странное было в последней фразе, но уточнить я не успел - на эстраду вышел невысокий, даже плюгавенький, с демонстративной небрежностью одетый абориген. Через блестящую лысину - от уха до уха - тянулась жгучая прядь волос. Вид у поэта был отрешенный. Сунув руки в карманы, он задумался.
Продолжалось это довольно долго. Слушатели принялись топать ногами и даже свистеть. Судя по отсутствию благоговения, Лепетих покуда не входил в число властителей дум.
Наконец вскинув голову, он заверещал утробным голосом, раскачиваясь все сильнее с каждым словом:
- Мой последний сборник 'Плавающий топор' получил около десятка практически позитивных рецензий. Самая крупная из них имеет размер в четыре с половиной ладони. Ее написал выдающийся обобщатель нашего времени, закоренелый охранитель оптимального традиционализма Абкайк...
- О! - с насмешкой выдохнул зал.
Что-то мешало Лепетиху раскочегариться. Складывалось впечатление, что нынче ему так и не удастся оседлать своего Пегаса.
- Очень глубокую и талантливую рецензию написал другой наш известный обобщатель - Абрудр...
- О! - еще насмешливее отреагировал зал.
- Наджик тоже написал... - полностью растерявшись, пролепетал Лепетих.
С залом происходило что-то невероятное. Народ будто с цепи сорвался -свистели, топали ногами, визжали.
- Отчего такой шум? - снова обратился я к соседу. Тот посмотрел на меня с удивлением, затем спохватился:
- Ах да, ты же чужестранец... Обычная реакция на так называемую 'несгибаемую тройку'...
- Ага... понятно... Тогда зачем Лепетих ссылается на этих непопулярных людей?
- А что ему остается?
- Читать свои стихи.
Мой сосед вдруг задорно рассмеялся, чем немало смутил меня. Тем не менее я настроился продолжить расспросы, но тут Лепетих поспешно ретировался, а на эстраду вышел другой поэт - худой как щепка, с заостренными чертами лица и колючими глазками.
- Лирик Таратух... - уважительно прошелестело по рядам.
Скрестив руки на груди, Таратух с мрачным видом переждал шум и заговорил высоким сварливым голосом:
- Друзья! Позвольте прочитать вам отрывок из новой, еще нигде не опубликованной, только что завершенной и, на мой взгляд, талантливой рецензии на мою последнюю поэму 'Влекомые высью'. Автора рецензии, надеюсь, рекламировать не надо. Это известный всей планете несгибаемый борец с косноязычием, ярый враг всякой сероватости и обыкновенщины неустрашимый Гбанго-Квантавэдро! - Он вскинул руку и топнул ногой. Зал разразился бурными аплодисментами.
- Тем, кто предпочитает Абкайка и Наджика, рекомендую заткнуть уши, - с непередаваемым сарказмом добавил Таратух.
Ответом был одобрительный смех.
Едва установилась тишина, поэт принялся декламировать - зло и раскатисто.
Должно быть, что-то случилось с моим толмачом, ибо его перевод представился мне набором некой зауми.
Что мне оставалось? Я вновь обратился к соседу, рискуя навлечь на себя его неудовольствие.
- Простите, но когда же будут стихи?
Абориген глянул на меня довольно неприязненно, но, видимо, долг гостеприимства взял верх, и он снизошел до объяснений:
