закончилась. 'Унион' приземлился, печати и пломбы, за которые несет ответственность НИИАП, проверены. Причина аварии зафиксирована, найдена виновница - все в порядке. Логика подсказывает, что делать здесь Толь Толичу нечего, особенно в настоящее время, когда ходят упорные слухи о реорганизации НИИАП. Надо к этому подготовиться всерьез.
Однако Толь Толич понимал, что стоит ему покинуть территорию Ионосферного института, как никто уже не вспомнит о 'космической броне'.
И Медоваров пошел на поклон к Набатникову.
Афанасий Гаврилович разговаривал с Москвой.
- Есть решение?.. Готовится?.. Но меня интересует срок? - И, завидев Медоварова, робко стоящего в дверях, Набатников прикрыл рукой микрофон. Попрошу, Анатолий Анатольевич, зайти немного позже.
Выждав несколько минут за дверью, Медоваров осторожно постучал.
Набатников был настроен благодушно, предложил Толь Толичу кресло, хотел угостить кофе, но тот отказался:
- Извините, Афанасий Гаврилович, я на минутку.
- Прощаться пришли? Ну что ж. Счастливого пути вам, Анатолий Анатольевич. Как говорится, не поминайте лихом. - И Набатников протянул ему свою широкую ладонь.
Это несколько озадачило Толь Толича.
- Нет, Афанасий Гаврилович, не прощаться, а наоборот. Хотел просить вашего разрешения остаться здесь, посмотреть хоть раз в жизни настоящие испытания. А то ведь варимся в собственном соку. Техника против вашей - слабенькая, ковыряемся кое-как. Поучиться негде.
- Вы поставили меня в неловкое положение, Анатолий Анатольевич, - нервно почесывая переносицу, сказал Набатников. - Откровенно говоря, я не могу понять, чему вы будете здесь учиться? У вашего института совсем иные задачи...
- Да разве я не понимаю, Афанасий Гаврилович? - прижав руки к груди, доказывал Толь Толич. - Масштабы не те. Мы, так сказать, у земли крутимся, в атмосфере приборчики испытываем... А вы вон куда махнули, в ионосферу... Но я хочу поучиться у вас организации... Ведь у нас перестройка на носу...
Чувствуя, что от него не отвяжешься, Набатников досадливо поморщился.
- Оставайтесь. В конце концов, это ваше дело.
Медоваров сердечно поблагодарил, хотя прекрасно понимал, что Набатников не смог бы отказать. Оснований нет. Уж если сюда приезжают разные южноамериканцы, то почему бы фактическому директору НИИАП не перенять опыт одного из крупнейших институтов страны?
Первые шаги сделаны, теперь надо выяснить, не будет ли отложен полет 'Униона'?
Знакомясь с организацией работы Ионосферного института, Медоваров решил поинтересоваться биологическими исследованиями. Марк Миронович ему кое-что рассказал и, отвечая на вопрос о том, когда поднимется 'Унион', высказал мнение, что перед этими длительными испытаниями он, как главный врач, считает, что надо провести некоторые опыты с животными на земле и, возможно, отправить Яшку в ракете. В момент ускорения он чувствовал себя весьма скверно.
- Значит, вы будете на этом настаивать? - еле сдерживая радость, спросил Толь Толич.
Марк Миронович задумчиво поглаживал бородку.
- Как вам сказать? Вероятно, так и придется сделать. Поярков ждет от нас исчерпывающих выводов, чтобы мы разобрались в записи Яшкиного кровяного давления и других показателей. Техник утверждает, что приборы были исправны. Но, если хотите знать мое мнение, я этому не очень верю. Скачущее давление, какие-то спазмы сосудов. Кривые абсолютно невероятные. Надо тщательно исследовать приборы, тем более что они нового типа.
- Простите за малограмотность, Марк Миронович. Но есть еще один вопрос, так сказать, для накопления опыта. Ну, а если бы вы точно знали, что приборы в полной исправности? Тогда как?
- Не знаю, как начальство, только я бы посоветовал не торопиться и проделать опыты, о которых я уже упоминал.
- Примите и мой совет, Марк Миронович. Пусть Борис Захарович поручит проверку приборов человеку совершенно объективному и знающему. Я говорю о Багрецове. Сам Борис Захарович с вашими пульсометрами не возился, а этот мальчик их даже ремонтировал. Изучил до винтика.
Абсолютно уверенный, что приборы работали нормально, - еще бы, по методике их использования защищены две кандидатские диссертации, - Толь Толич не придумал ничего лучшего, как поручить их проверку Багрецову. Если он определил, что иллюминаторы Валентина Игнатьевича никуда не годятся, то пусть сейчас докажет, что новые приборы вполне исправны.
Медоваров несколько переоценивал роль этой проверки, но приходится использовать все средства, как учил его Валентин Игнатьевич. 'Пер фас эт не фас', то есть: 'всеми правдами и неправдами', только бы добиться цели. Впрочем, почему 'неправдами'? Ничего предосудительного Медоваров не делает, наоборот, содействует изобретателю. А кроме того, надо подумать и о животных. Зачем подвергать их риску, если можно этого избежать? Пусть лучше Яшку-гипертоника посадят в ракету. Она летит какие-то минуты, а 'Унион', говорят, будет летать несколько суток. Бедный Яшка!
Но разве Медоваров мог догадаться, что дело тут не в Яшке или других животных, а в людях. Марку Мироновичу стало известно, что 'Унион', вероятнее всего, поднимется с людьми, а потому он хотел быть уверенным в исправности приборов, иначе действительно придется провести дополнительные опыты с животными.
* * * * * * * * * *
У Багрецова было много работ плановых и внеплановых. А кроме того, были еще и личные дела, не терпящие отлагательства. Он считал себя виноватым перед Нюрой, как и перед любым другим человеком, несправедливо обиженным или обойденным. Он наивно верил, что стоит лишь найти паспорта от аккумуляторов, как справедливость восторжествует и Толь Толич, смущенно поглаживая бритую голову, скажет Нюре: 'Извините, Анна Васильевна. Не учел. Недопонял. Нас учат признавать ошибки. Виноват. А что касается предупреждения об увольнении, то можете не беспокоиться. Аннулируем'.
Ранним утром, чтобы успеть до начала работы выполнить задуманное, Вадим попросил в гараже машину и поехал искать Юрку. Адрес его был известен, но мальчуган опять убежал куда-то в горы и вряд ли вернется к обеду. Не имея абсолютно никакого представления, в каком месте Юрка его нашел, Вадим поездил с полчаса по разным дорогам и, вернувшись ни с чем, попросил Юркину маму, чтобы она прислала сына на ракетодром.
Не успел он взяться за крыло летающего разведчика, как Дерябин приказал бросить все и заняться проверкой медицинских приборов.
Вадим понимал, что его проверка не окончательная. Вполне возможно, что придется вызвать сюда специалистов, которые устанавливали эти приборы, и устроить что-то вроде технического консилиума. И Марк Миронович и другие врачи, которые исследовали Яшку после полета, ничего серьезного у него не нашли. Вероятно, тут что-то иное.
Радиостанции 'Униона', приемники и записывающие устройства проверял сам Борис Захарович. Работают они абсолютно надежно. Значит, не в них надо искать причину, а действительно в приборах, что определяли Яшкино самочувствие.
Электрические измерения, проведенные Багрецовым, показали, что здесь тоже все в порядке. Теперь надо укрепить приборы на руке. Вот пульсометр, похожий на ручные часы, к которым присоединен цветной провод. Такой же провод тянется от браслетки, что надевается на предплечье. А это электроды от аппарата для снятия электрокардиограммы.
Приборы были сделаны на транзисторах с использованием современной высокочастотной техники, и они никак не походили на обычные, которые можно увидеть в клиниках и больницах.
Пока не пришел Марк Миронович - он задержался у Бабкина, - надо все подготовить для окончательной проверки. Провода от приборов подсоединялись к осциллографам и самописцам.
На экране движется зубчатая линия. Этот синий светящийся след показывает, как спокойно и четко работает пульс. Да, Вадим сейчас абсолютно спокоен, здоров. Давление у него нормальное - вон на другом экране тянутся две голубые ниточки, будто кто-то прочертил их фосфоресцирующим карандашом.
На третьем экране с нанесенной на нем сеткой и цифрами тоже бегают светлые зубчики. Это токи сердца. Зубчики ведут себя дисциплинированно, не скачут выше красной линии, не опускаются ниже зеленой. Идеальное сердечко!
Но почему-то оно встревожилось. Пульс участился, давление повысилось, зубчики скачут через красный барьер.
Успокойся, Вадим! Так нельзя проверять аппараты. К тому же ничего особенного не случилось. Это Римма идет по коридору.
Вот она постучала, просунула голову в дверь.
- Треба обидати. Зараз дви годыны, - она протянула руку, где блестели золотые часики.
Передохнув, Вадим заставил себя успокоиться.
- Вас мне очень не хватало, Римма, - уже совсем по-деловому сказал он. Помогите закончить проверку. Потом пойдем вместе.
Римма села спиной к аппаратам и сложила полные руки на коленях.
- Що звелыте?
- Мне очень нравится, когда вы говорите по-украински. Чудесный певучий язык. Но я его плохо понимаю, а сейчас мне важно понимать.
- Слушаюсь, товарищ начальник.
- Какой я начальник? - смутился Вадим. - Вроде вас.
- Не скромничайте. Года через два вам лабораторию дадут. Возьмете меня ученицей?
- Почему ученицей? К тому времени вы уже лаборанткой будете.
- Я-то? - удивилась Римма. - Эх, Вадим Сергеевич! У меня зовсим иншая доля, другая судьба. - И, точно устыдившись своей откровенности, уныло спросила: - Ну, говорите, що я должна робить? Що принести? Що унесты? Целый день на побегушках.
Вадиму стало неловко, он хотел было выключить приборы и пойти с Риммой в столовую, но все же их не терпелось проверить.
