намечалось, и, следовательно, путь мой лежал в интеграцию. Это чужеродное слово даже моя не очень грамотная мама научилась правильно выговаривать.
По идее, мне надлежало идти в школу нашего поселка Пухоса. Школа эта находилась километрах в двух от нас. Для тех мест она была довольно большая - человек восемьдесят учеников, шесть классов, четыре учителя. Первый и второй классы отдельно, потом третий и четвертый вместе и пятый и шестой вместе. Меня от этой школы спас до поры до времени чей-то совет хотя бы на первые пару лет пристроить меня в какую-нибудь маленькую школу (таковые имелись в близлежащих глухих лесных деревнях). Там мне могли бы уделять больше внимания. Мама кинула клич: кто хочет на свои плечи дополнительный груз в виде незрячего ребенка?
Желающая нашлась.
Это была учительница лет сорока, неугомонная школьная труженица, которая привыкла возиться с тугоумными деревенскими ребятами. Ей для детей ничего не было жалко: ни времени, ни нервов, ни своих собственных пряников и булочек.
Учительница пришла к нам в гости, и я ей понравилась. Должна сказать, что человек, которому я тогда могла понравиться, должен был иметь весьма оригинальный вкус. Я была ребенком довольно вредным, закомплексованным, неуклюжим и некрасивым (кривоватые ножки, гранитный подбородок и блуждающий взгляд). Но тетя Хели, увидев меня, сразу сказала: 'Конечно, я ее возьму'.
Школа, в которую я попала, напоминала большую семью. Учителей было двое - Хели и ее муж Антти. В первый год моей учебы там учеников было шестнадцать. Во второй год - двенадцать, в третий - одиннадцать. Кроме того, в школе еще была кухарка Тайми, она же уборщица (в роли бабушки), и старая собака Налле. Учебных комнат было две - Хелина, где 'проживали' первый и второй класс, и Анттина - для пятого и шестого. Третий-четвертый классы находились попеременно то тут, то там. Еще имелись столовая и комната, которая служила спортзалом.
Я была единственным учеником в первом классе. Второго класса тогда не было, так что моей персоне было уделено максимум учительского внимания. Год спустя в первый класс пришла девочка Яна. Мы с ней сразу подружились. Ребят, старше меня на два года, было пятеро: две девочки, Марья и Тарья, и три мальчика, Илпо, Марко и Яска. Марья была беленькая спокойная девочка. Я ее очень любила. Тарья - более шумная, но довольно смекалистая. Илпо имел симпатичные кудряшки, застенчивый характер и тягучую манеру говорить. Марко был бы хулиганом, учись он где-нибудь в другой школе, но у нас хулиганить было незачем. Яска был толстенький добродушный грязнуля. Учение давалось ему с большим трудом.
Следующего класса опять не было. Зато через класс - опять группа четверо. Тимо - нечто вроде школьного лидера, Яскин старший брат Эрик и две девочки, Ритва и Анна-Кайя, дочь наших учителей, по- домашнему Унну, вспыльчивая, но справедливая особа с шикарной светлой косой до пояса. Ритва была скромнее, более созерцательная. Унну потом стала врачом-психиатром, Ритва - журналистом.
У нас было много милых привычек и традиций, которых другие школы знать не знали. День рождения каждого из нас был событием для всех. Имениннику пели песни, и учительница угощала всех чем-нибудь вкусным. А пекла она великолепно! Каждая вторая среда была библиотечным днем. Тогда приезжала библиотечная машина и после обеда обычные уроки отменялись. Сначала с упоением выбирали книжки, потом, когда машина уезжала, читали: кто про себя, кто вслух.
Каждый день мы (опять речь идет о младших) записывали в продолговатую тетрадь какую-нибудь одну фразу, характеризующую день. Сначала вместе обсуждали, что именно будем сегодня писать. Фразы были короткие, но содержательные, вроде: 'Сегодня был медосмотр', 'На улице идет дождь' или 'Все боятся экзамена по математике'.
На стене в коридоре висел почтовый ящик - картонная коробка с глазами, носом и открытым ртом, куда кидались письма. Когда в конце какого-нибудь урока оставалось свободное время, мы, если не играли в лото, писали письма. Писали не только друг другу, но и разным сказочным персонажам. Раз в неделю ящик открывался, письма раздавались и читались. Письма Деду Морозу, Красной Шапочке или домовому принимала учительница и отвечала на них. Переписка происходила приблизительно так:
'Здравствуй, лесная фея!
Я читала о тебе в сказках, но никогда не видела. Хочу знать, как ты выглядишь. Какие у тебя волосы? Наверное, золотые. А глаза голубые, да? Чем ты занимаешься зимой? Какое твое любимое блюдо? Пиши, буду ждать!' - и подпись.
Ответ:
'Дорогая (такая-то)!
Я тебя как-то видела в лесу. Ты собирала с мамой чернику.
Волосы у меня зеленые, длинные и волнистые. Глаза карие. По-моему, я довольно красивая, хотя это, конечно, не очень скромно о себе говорить.
Зимой мы спим. Просыпаемся только на Рождество, чтобы отметить его со всеми обитателями леса. Потом опять уходим в спячку до весны.
Мое любимое блюдо - утренняя роса. Ты ее когда-нибудь пробовала?
Приходи почаще к нам в лес. Я не могу тебе показываться, нам нельзя, но буду смотреть на тебя издалека, а ты будешь обо мне думать.
Целую! Фея'.
Этим письмам был посвящен последний урок финского языка.
На обед собирались в столовой. Там стояли два стола: за одним сидел Антти с мальчиками, за другим - Хели с девочками. Кухарка Тайми готовила очень вкусно, так как плевала на всякие директивы сверху о здоровой школьной пище. Вместо маргарина она ухала в пищу сливочное масло, вместо молока сливки. Короче говоря, готовила по старым испытанным рецептам. Мы, дети, принимали это как должное, ибо другой школьной еды не знали, но приезжий народ всегда с восторгом отзывался о нашей еде. Однажды Тайми куда-то отлучилась по своим семейным делам, и ее заменила молодая кухарка-практикантка. Из еды сразу исчез вкус. Все заворчали: 'Что это за размазня?' Одна я из желания противоречить общему мнению и заодно защитить новую кухарку заявила, что ее пища даже лучше, чем у Тайми.
Прежде чем приступать к еде, Антти произносил короткую молитву, благословлял трапезу. После трапезы он так же произносил короткое благодарение. Уходя из столовой, мы забегали на кухню поблагодарить кухарку. Это делалось машинально и на ходу 'бурк-бурк', но делалось неизменно. Никому и в голову не приходило выйти во двор без этого ритуала.
Звонок у нас был не электрический, а живой. Кто-то из старшего класса, стоя у выхода, махал старым школьным колокольчиком. Все здание наполнялось радостным звоном. Со двора мы не вламывались в коридор и классы как попало, а шли довольно чинно. Сначала выстраивались перед крыльцом в две очереди мальчики и девочки. Звонящий стоял у входа и с важным видом объявлял, кто может войти первыми. Опять без толкотни, без визгов и шума.
На последней перемене учителя поднимались к себе на второй этаж пить кофе. С ними следовали и приезжие: то медсестра, то учитель английского, который был один на несколько школ и к нам приезжал два раза в неделю, то логопед, также переходящий из школы в школу. Иногда случалось, что, увлекшись кофепитием, учителя не слышали звонка. Тогда наставал наш с Яной час. Мы выходили на цыпочках из пустого класса в коридор, тихо-тихо, чтобы не услышали старшие, прокрадывались до кухни и дальше на лестницу, поднимались в учительскую квартиру и, постучавшись, сообщали, что урок начался. За это нам всегда кое-что перепадало из вкусностей. Но нам не всегда удавалось попасть на второй этаж. Старшие дети тоже не дремали. Они караулили нас и, если ловили, тащили обратно в класс. Начальником караула была Унну: 'Дайте моим родителям хоть кофе спокойно попить!' Подразумевалось, что нам не следует злоупотреблять своим положением младших. Учителя не могут кормить каждый день всю школу кексиками и булочками, зарплата у них маленькая. Нечего ходить туда клянчить. Мы с Яной признавали правоту старших. Но Хели так вкусно пекла... И мы снова и снова, рискуя быть пойманными и опозоренными, отправлялись в опасный путь. Если дошли до кухни, считай, победа за нами. Оттуда старшим уже нас не видно, и Тайми не выдаст... Тайми была на нашей стороне.
Все уроки были интересные, все. По крайней мере, в младшем классе. Учительница помимо учебной программы много рассказывала о своем военном детстве, об учебе в пединституте, о книгах (а она была самым читающим человеком среди моих финских знакомых и до сих пор является таковым)... Иногда, в конце урока, мы во что-то играли. Иногда она читала нам... Я настолько предпочитала школу всему
