небольшой изумруд. Кто-то восхищенно присвистнул.
— Нехорошо врать, — наставительно заметил разбойник, поворачиваясь ко мне. — Святые отцы учат, что ложь изобрел сам Сатана. (Новый взрыв смеха.) Знаешь, как мы наказываем обманщиков?
— Ребята, да посмотрите на меня! — воскликнул я в отчаянии. — Будь я рыцарем или купцом, разве я бы оказался здесь без лошади, без охраны, в этом костюме? Мы же с вами занимаемся одним ремеслом! Я украл эти деньги у корринвальдского вельможи и теперь бегу в Грундорг!
— Гм… — задумался предводитель разбойников. — Звучит правдоподобно. Ну-ка, парни, обыщите его получше.
Но, так как дальнейший обыск ничего не дал (я лишний раз порадовался, что не взял с собой дворянскую грамоту), разбойники поверили в мою историю.
— Что же нам с тобой делать? — произнес главарь. Я подумал, не попроситься ли в шайку, но тут же отверг эту мысль — не для того я бежал из Корринвальда, чтобы снова оказаться вне закона.
— Вот что! — решил предводитель. — Поскольку по твоей шее плачет та же веревка, что и по нашим, мы отпустим тебя восвояси и вернем это, — он кинул мне кошель с медяками. — Но, за то что ты хотел обмануть своих товарищей и не пожелал с нами делиться, мы заберем всю твою добычу. Справедливо?
— Справедливо! — закричали разбойники.
— Справедливо, — пришлось согласиться и мне. — Но скажите хотя бы, далеко ли до Грундорга?
— Ты уже здесь, — объяснили мне. — Иди дальше по дороге, часа через три выйдешь к ближайшему городу.
Вот так я в один момент лишился состояния, которое могло бы надолго обеспечить мне спокойную жизнь. Трудно сказать, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы не эта встреча с грабителями; во всяком случае, вряд ли бы я попал туда, где нахожусь сейчас.
Разбойники не соврали: через три часа (насколько я мог судить по солнцу), голодный, уставший, лишившийся всех надежд и не имеющий понятия, что делать дальше, я подошел к воротам грундоргского города.
Это был еще один грязный средневековый городишко, ничем не отличающийся от своих корринвальдских собратьев. Впрочем, мне было не до эстетических оценок. Тех денег, что у меня оставались, хватило бы на еду и ночлег в ближайшие пять-шесть дней, может, неделю, если найти заведение подешевле. После этого я оказывался без средств к существованию. Обратиться к властям, в надежде на вражду между Грундоргом и Корринвальдом? Но, как я уже отмечал, я не был фигурой, имеющей вес в политике, к тому же у меня не было никаких документов, способных подтвердить мой рассказ. Я даже не располагал какими-либо важными секретами, которые можно было бы продать грундоргцам…
Размышляя таким образом, я оказался на пороге харчевни, достаточно грязной, чтобы не заламывать высокие цены. Я вдруг особенно остро почувствовал, как нуждаюсь в еде и отдыхе, и вошел внутрь. Утолив голод и опорожнив большую кружку дрянного вина, я расслабился (насколько это можно было сделать на колченогом табурете) и, облокотившись на стол, принялся лениво наблюдать за другими посетителями.
Грундоргский язык, насколько я мог судить по долетавшим обрывкам разговоров, отличался от корринвальдского, но не настолько, чтобы я не мог объясниться с местными жителями. Очевидно, языки всех стран в этой части континента имели своей основой государственный язык Соединенных Республик; можно было только удивляться, что за семь столетий изменения оказались столь незначительными. Очевидно, подумал я, дело в том, что в течение этих столетий общество не развивалось, а деградировало; следовательно, и язык тоже мог меняться только в сторону упрощения.
Вокруг одного из столов собралось несколько человек; оттуда доносились радостные восклицания и проклятия. Как я понял, там шла игра в кости. Это навело меня на мысль. Игра — вот единственный бизнес, для которого я располагаю достаточным стартовым капиталом. Конечно, я могу и проиграться; однако велика ли разница, истощатся мои средства сейчас или через неделю? Главное — вовремя остановиться, если начну выигрывать. А уж располагая некоторой суммой, я, возможно, что-нибудь придумаю… С этими мыслями я подошел к столу и присоединился к игрокам.
Сначала выигрыши чередовались с проигрышами, и мой небогатый капитал то незначительно увеличивался, то слегка уменьшался. Я понял, что так ничего не добьюсь, да и соперники требовали увеличить ставки. Два раза подряд я выиграл, но полученная сумма была все еще недостаточной. Я снова кинул кости и проиграл, потом опять выиграл и опять проиграл…
Не стану описывать, как охватила меня обычная игорная лихорадка, как я удваивал ставки в надежде вернуть утраченное, как говорил себе, что, если прекращу игру прямо сейчас, останусь с теми же проблемами и еще меньшими средствами для их решения… Я проиграл все.
Игроки, убедившись, что денег у меня больше нет, предложили мне сыграть на куртку, разделенную на несколько ставок. Однако перспектива остаться без куртки в преддверии осенних холодов удержала меня от дальнейших попыток. В состоянии полного отчаяния я вышел из харчевни.
Солнце клонилось к закату. Вскоре неосвещаемые улицы погрузятся во мрак, и на них можно будет встретить разве что припозднившихся гуляк да грабителей… Грабители. Да, пожалуй, это единственное, что мне оставалось. Никаким ремеслом я не владел, а мысль наняться в услужение к какому-нибудь мелкому дворянину — а только такой и может взять человека с улицы — вызывала у меня отвращение. Чистить ему сапоги и получать удары палкой, когда у него будет плохое настроение? Ну уж нет, лучше сделаться вором. Поскольку у меня не было ни оружия, отобранного разбойниками, ни денег для его приобретения, наиболее доступной оказывалась карьера карманника. Я знал по книгам, что это малопочтенное и малодоходное ремесло требует высокой квалификации, однако понадеялся на удачу.
К тому времени, как я добрался до городского рынка, там осталось совсем мало продавцов и покупателей. Естественно, большая часть покупок делается с утра. Понимая, что карманнику легче всего работать в толпе, я не стал рисковать. Что же предпринять дальше? Будь у меня деньги, я мог бы напоить, а потом обчистить какого-нибудь простака. Но разве мало простаков напивается за свой собственный счет? Я отыскал улочку, на которой находились целых три кабака, и принялся неспешно фланировать по ней, иногда прячась в переулках, в ожидании подходящей добычи. Целый час прошел впустую: посетители или вываливались на улицу целыми компаниями, или выглядели достаточно трезвыми и сильными, чтобы дать отпор.
Наконец я заприметил подходящую жертву. Добродушного вида толстяк, хорошо одетый — вероятно, из цеховых старшин или чиновников магистратуры, вышел из дверей питейного заведения, слегка пошатываясь и что-то бурча под нос. Я мигом оказался рядом.
