Они оказались во дворе того, что было некогда домом Робинсонов. Сам дом превратился в бесформенную груду развалин, вытянувшуюся языком в сторону от эпицентра и частично погребенную под слоем земли и шлака. Таким же шлаком завалило и выход из убежища. Насколько хватало глаз, руины простирались повсюду; к северо-западу, где был эпицентр, они сглаживались -- там взрывная волна содрала все на своем пути; в прочих же направлениях, особенно юго-восточном, можно было увидеть все более и более высокие останки зданий, торчавшие, словно гнилые зубы мертвого аллигатора. Совсем далеко в дрожащем мареве раскаленного воздуха призрачно маячили остовы уцелевших небоскребов.
Однако вся эта картина смерти и разрушения принадлежала прошлому, ибо ныне жизнь снова брала свое. Повсюду -- во дворах, на некогда покрытых асфальтом улицах, на присыпанных землей руинах домов -- буйно зеленела пышная растительность. Трава кое-где тянулась в человеческих рост, какие-то причудливые пальмы топырили свои раскидистые кроны, волосатые лианы обвивали поваленные столбы и торчащие балки...
-- Итак, -- торжественно провозгласил Тони, глядя на часы, некогда подаренные Джорджем (прежде они принадлежали Дэниэлу), -- пятнадцатого августа в 2: 07 пополудни был осуществлен первый выход из Убежища. Радиационный фон в норме, воздух пригоден для дыхания. Жалко, не догадались взять с собой блокнот, надо было делать записи.
-- Успеешь еще записать впечатления, -- отозвался Арни, -- лучше гляди в оба...
-- Смотрите, какое странное дерево, -- сказала Элис, делая несколько шагов в сторону.
Дерево действительно было необычным -- высотой около пяти ярдов, с огромными листьями, росшими прямо из ствола, у подножия, и большими круглыми колючими плодами на вершине.
-- По картинке похоже на репейник, -- сказала девушка с сомнением, осторожно дотрагиваясь до края гигантского листа, -- но репейник, по-моему, должен быть гораздо меньше.
-- Добро пожаловать в Страну Чудес, Элис, -- усмехнулся Арни. -- Не удивлюсь, если где-нибудь тут поблизости мы встретим Синюю Гусеницу.
Они неторопливо прошли еще с полсотни ярдов, вертя головами по сторонам и разглядывая необыкновенную растительность.
-- Смотрите! -- указал вдруг Тони.
Там, куда он показывал, среди зелени лежал на боку помятый и обгорелый остов автомобиля. Трава проросла сквозь дыры в крыше и дверцах, с обода колеса свешивалось что-то вроде губчатого лишайника...
Они подошли поближе и увидели то, что должны были увидеть: груду обгорелых костей в салоне, кисть скелета, застрявшую в погнутом руле, и скалившийся с земли череп. Из глазниц черепа тянулись тонкие бледные стебельки... Элис поморщилась и отвернулась. Тони вдруг присел перед радиатором машины и принялся отскабливать от копоти фирменный знак.
-- Это... -- сказал он сдавленным голосом, поднимаясь, -- это...
-- Нет, Тони! -- Элис догадалась, о чем он подумал. -- Это совсем не обязательно...
-- 'Форд-Метеор', -- сказал Тони. -- У моего отца тоже был 'ФордМетеор'.
Он отвернулся, издав какой-то горловой звук, и Элис подумала, что он сейчас расплачется. Но вместо этого Тони вырвало.
-- Так, -- сказал Арни преувеличенно бодрым голосом, -- кто-то, кажется, хотел наведаться к морю? Ну и пошли, не будем терять времени, -- он развернул карту.
-- Море на востоке, -- сказала Элис.
-- Сам знаю, что на востоке. Но мы должны как-то привязывать местность к карте, если хотим найти потом дорогу к Убежищу. Значит, дом Робинсонов стоял тут, тогда, если мы пройдем еще вперед, то выйдем на Четвертую улицу... По карте прямой дороги к морю нет, так что предлагаю сначала пройти по улице на юг, там меньше разрушений и легче ориентироваться.
Пыль и песок скрадывали шаги трех человек, идущих по мертвому городу. Лишь иногда под подошвой башмака скрипел шлак. Это был единственный звук, нарушавший тишину. Нестерпимо палило солнце. На небе не было ни облачка.
-- А здесь не так уж и близко, -- заметила Элис, вытирая пот со лба.
-- Они привыкли ездить на машинах, вот им и казалось, что море в двух шагах, -- пояснил Арни. -- На самом деле тем путем, которым мы идем, получится мили четыре.
Слева и справа тянулись развалины. Кое-где уцелели отдельные буквы вывесок и реклам. Острыми лучиками сверкали осколки стекла. Все чаще попадались машины, по большей части опрокинутые или столкнувшиеся. Скелеты уже не шокировали путешественников; произвел впечатление разве что лежавший вверх колесами школьный автобус, буквально наполненный костями... Попадались останки и прямо на дороге, уже практически полностью скрытые песком. От одежды мертвецов ничего не осталось, вероятно, она вся сгорела, но кое-где на костях висели металлические браслеты или цепочки.
Молодые люди дошли до указанного на карте перекрестка и свернули к востоку. Теперь солнце светило им не в лицо, а сбоку, и они могли прятаться от зноя в короткой тени развалин справа. Арни сначала возразил, что не стоит подходить близко к домам -- мало ли кто может там прятаться.
-- Здесь никого нет, -- ответил наблюдательный Тони. -- За все время, что мы идем, мы не видели на песке ничьих следов.
Затем дорога пошла в гору. Мышцы, непривычные к долгой ходьбе, ныли, и пот насквозь пропитал рубашки, но конец пути был уже, видимо, недалек.
-- Что-то у меня голова побаливает, -- пожаловался Тони.
-- Солнцем напекло, -- ответил Арни. -- Надо было взять с собой какие-нибудь шляпы... Они могли бы и предупредить нас. Но они, небось, уже забыли, что такое лето... Ополоснись из фляжки, станет легче.
А потом улица кончилась. Она упиралась прямо в небо -- так, во всяком случае, казалось, пока они не дошли до самого конца. Миновав частично уцелевшие столбики ограждения, они вышли на край обрыва. Далеко внизу тянулась узкая полоска галечного пляжа, а за ней, насколько хватало глаз, простиралась сплошная синева, лучисто искрившаяся на солнце. Сверху были хорошо видны обросшие водорослями крупные подводные камни недалеко от берега.
-- Море, -- восхищенно выдохнула Элис. Свежий морской ветерок приятно овевал их разгоряченные лица, и они стояли над обрывом, жмурясь от солнца и удовольствия.
-- Здесь нам не спуститься, -- деловито заметил Арни. Действительно, от стальной лестницы, которая некогда вела вниз, прилепившись к скале, теперь остались лишь два пролета, сиротливо висевшие между небом и морем. Но направо берег постепенно понижался, спускаясь, в конечном счете, почти к самой воде; именно там, а не у этих отвесных скал, располагались основные городские пляжи. От пляжных кабинок и закусочных не осталось, конечно, и следа, но хорошо видны были уцелевшие пирсы и волнорезы.
Ноги сами несли их под уклон, и, если бы не усталость после долгого пути, они бы наверняка припустили бегом. Они уже не смотрели под ноги, их занимало только то, ласковое, синее и прохладное, что ждало их впереди... Внезапно ботинок Арни угодил в трещину между плитами набережной, и юноша, не удержав равновесия, шлепнулся на четвереньки.
И в тот же момент воздух прорезал новый, резкий и неприятный звук. Это было стрекотание, такое частое, что сливалось почти в непрерывный звон.
Звук исходил из дозиметра.
Арни поднялся, неотрывно глядя на прибор. Стрелка дрожала в середине красного сектора. Даже, пожалуй, чуть правее середины.
-- Он сломался, -- сказал Тони, чувствуя, как у него мгновенно пересохло в горле. -- Сломался от удара.
Арни щелкнул тумблером, выключая прибор. Звук смолк, стрелка вернулась к нулю. Обратный щелчок. Снова звон, снова красный сектор...
-- Контакт, -- сказал Арни, и сквозь его свежеобожженную солнцем кожу проступила мертвенная бледность. -- Там просто все это время не было контакта... А от удара он восстановился.
-- Может быть, это только в этом месте? -- с мольбой воскликнула Элис. -- И если мы быстро... -- она замолчала, поняв всю тщетность этой надежды.
Они стояли, молча глядя друг на друга.
-- Выключи его, -- попросил Тони.
