35
Гришин в этот час был в кабинете один, дверь в смежную комнату открыта. Очень важную встречу он отложил ради визита Савицкой. Звонок из дежурной части едва не выбил полковника из колеи. Зачем, лихорадочно соображал он, зачем Савицкая идет на контакт с ФСБ? Афера Марковцева грозила обернуться необратимыми процессами. И это в то время, когда до начала операции оставались считанные дни.
Несомненно, Элеонора обладала природным магнетизмом, заставляла думать о ней, вызывала желание. Николай мог испытать подобное чувство, если бы не был по уши в работе, не напрягался от каждого телефонного звонка; вообще телефоны в кабинете полковника с недавних пор приобрели свойства инициатора взрыва.
Гришин затеял опасную игру не с одним управлением службы безопасности, в случае провала его сомнут два мощных силовых аппарата. Также понимал, что, одержав победу, переиначит пословицу: «Победителей судят». Дальше он обрывал свои мысли, ибо дальнейшее состояло из неопределенной субстанции под названием «надежда».
Николай поднялся навстречу гостье, которая по-простому кивнула и улыбнулась, и плотно закрыл за ней дверь. Указав на кожаный диван, он подумал: словно совместил два действия – указал гостье на дверь и пригласил за рабочий стол для обычной беседы.
– Слушаю вас, Элеонора Давыдовна.
Савицкая приступила к делу:
– Не так давно ко мне пришел один человек, он сказал: «Лучше всего дорогу к стаду знают волки».
«О чем это она?» – не понял хозяин кабинета, не отрывая взгляда от замолчавшей гостьи.
– И все? – насмешливо вопросил он. – Тот человек больше ничего не добавил?
– Почему же? – Элеонора даже не пожала плечами, а повела ими. – Добавил кое-что из святого писания. Он запросто цитирует святых апостолов и отстреливает крупных чиновников и видных бизнесменов. Что вас так встревожило? – как сквозь вату услышал Николай насмешливый голос. – Вспомнили прозвище этого человека?
Как-то быстро я его вспомнил, незаметно скривился полковник, следовало бы нахмурить лоб, прикрыть глаза, проявить недюжинное усилие воли: цитирует апостолов? отстреливает крупных чиновников? Покачать головой: нет, не вспомнить – с чего начать, за что зацепиться? Потом попробовать мыслить логически: чиновникам и бизнесменам, если придержаться взятого тона, «несть числа». Апостолов всего двенадцать, но в голове вертятся лишь четыре евангелиста: Матфей, Марк, Лука и Иоанн.
– Марк, – покивал Николай, наконец-то отвечая на вопрос Элеоноры. И тут же набросил на лицо маску недоумения. – У вас побывал Марковцев? Но зачем?!
– Лучше спросите – когда. Задолго до того, как купился на вашу ооновскую липу. Его задача – предотвратить покушение на Кесарева.
На Кесарева – отметил акцентированное слово полковник. Не имя – Борис, и не фамилию, а акцентированное слово, определение неодушевленного рода. И мог себе сказать, что начинает вникать в суть визита элегантной дамы, которую впору с поклоном называть Пиковой. И все же вернуть ей нечестное имя Бориса:
– Марк работает на Кесарева?
Элеонора с небольшой задержкой кивнула:
– Да.
– Марковцев сам предложил вам свои услуги?
– Да. Хотя у него был выбор – обратиться с аналогичным предложением к вам. Не просто записаться в легионеры, а предложить свои услуги киллера и обговорить достойную его квалификации сумму.
– С противоположным предложением, – поправил собеседницу Гришин.
– Я имела в виду деньги. Сергею заплатили аванс, два с половиной миллиона долларов, и он легко перекупит ваших легионеров. Причем в самый последний момент, когда времени на исправление ошибок не останется. Довольно простой план, но точно просчитанный. И вы не станете преследовать наемников. Они для вас – уходящий поезд. У вас хватит других дел, которые вам подкинет мой муж. Ваша энергия…
– Ну хватит! – перебил девушку Гришин. Теперь не было необходимости играть озабоченного человека, полковник негодовал на себя, Марка, оба они едва не сорвали операцию. Страшно представить Савицкую даже в соседнем кабинете, у другого следователя. – Хватит подражать кому-то. Стань сама собой… Сука!
Он бы удивился, если бы оскорбление прозвучало сразу, вроде как от несдержанности. Однако выдержал паузу, выходит, все взвесил.
А вообще не нужно ничего взвешивать, просто отвечать соответственно, называть, как это делает Нора, вещи своими именами, акцентировать их. На пренебрежительное Кесарев отвечать – шлюха! На неприязненное «мой муж» – сука! Проститутка!
Вряд ли от его оскорблений вспыхнули порочным цветом щеки Норы. Может, одного только слова не хватило ей, нескольких резких движений – сдернуть ее на пол, заломить руку, вцепиться в волосы и задышать в ухо, стоя сзади: «За этим ты пришла? Ты любишь, когда тебя называют сукой? Любишь, когда тебе делают больно?»
Казалось, Нора читает его мысли. Гришин видел ее участившееся дыхание, румянец стал распутным, губы чуть приоткрылись.
Комплекс, вдруг подумалось Николаю. По отдельности ничто так не вскружит голову. Эта стерва, сдавая, подписывая смертный приговор своему мужу, завелась еще и от бранных слов.
И полковник вдруг впервые пожалел беглого предпринимателя. Заодно разочаровался в нем просто как в мужике, сделавшем неверный выбор. И вспомнил однокурсника, молодую жену которого не попробовал разве что самый ленивый импотент в институтской общаге. «Трахают же твою жену», – говорили ему. А он отвечал: «Значит, любят. Лишь бы не били».
