– А для меня сейчас поздний вечер, – сказала она, позванивая кубиками льда в своем бокале, где явно была не минералка.
– Вы одна живете?
– Да.
Я немного удивился. Часто вы запираете двери комнат на ключ, если живете в одиночестве? Я такого еще ни у кого не видел. Невольно вспомнилась страшная комната Синей Бороды. Что она там прячет? Тела убитых мужей?
Отвернувшись от меня, глядя в окно, Алла стала рассказывать:
– Лена была не просто моей пациенткой. Некоторое время мы с ней дружили. Она тогда только приехала в Москву из своего городка и была неотесанной, очень провинциальной девочкой, но с большими амбициями. Нас познакомили... Не помню, кажется, у кого-то на даче. Да, именно на даче. Была вечеринка, очень много молодежи... Мальчики, девочки... Все очень юные, студенческая компания. Лена приехала на машине. Хозяйка дачи, тоже очень юная особа, пошла ее встречать к воротам, и мы услышали их разговор... За рулем машины сидел мужчина с бородкой, немолодой, лет около пятидесяти, и вот мы слышим, как хозяйка дачи восклицает с плохо сдерживаемым негодованием: «Зачем ты приехала с папой?!» Я не помню дословно, этот вопрос она задала или другой, но смысл тот же. Я запомнила ответ Лены, очень гордый, даже вызывающий: «Это мой любовник». Так она и сказала. Можно сказать, что все ее однокашники уронили челюсти... Потом часто видела ее с разными людьми, по большей части богатыми.
– То есть, – перебил ее я, – она превратилась в проститутку?
Алла как-то очень загадочно и многозначительно улыбнулась, повела плечом и вдруг, подняв длинные ресницы, посмотрела на меня. Ее взгляд был прямым, откровенным, я бы даже сказал, дерзким.
– Нет, конечно. Это совсем по-другому называется. Лена слишком умна и образованна, чтобы назвать ее банальной проституткой. Мужчина с такой получает намного больше, чем сексуальное удовлетворение.
– Что вы имеете в виду?
– «Таис Афинскую» читали?
– Когда-то в детстве...
– Лена как раз такая. Это не каждой доступно. Это высокая проба. Гетера. Гейша. Ею нельзя стать, ею надо родиться. Понимаете?
Глаза Аллы как-то странно поблескивали, пока она говорила. Я чувствовал, что это не просто слова...
Минут через двадцать я стал клевать носом. Даже кофе не помог. Алла заметила, что я ее почти не слушаю, перебила сама себя:
– Можете прилечь отдохнуть, если хотите.
Я забормотал, что, мол, неудобно ее стеснять, лучше я пойду, на улице взбодрюсь.
– Куда же вы в таком виде? Вам и за руль садиться сейчас опасно. Идемте, я вас устрою в комнате, вы там спокойно часок поспите.
«Не в той ли самой комнате, что заперта на ключ?» – мелькнула у меня мысль.
Нет, оказалось, не в той. Алла отвела меня в небольшую комнату, дверь которой выходила в коридор напротив кухни. Она служила чем-то вроде кабинета: у окна письменный стол, по стенам – книжные шкафы. Окно было зашторено, уютная прохладная полутьма убаюкивала.
– Нет, я в самом деле вам не помешаю?
– В самом деле. Ложитесь и отдыхайте. Когда вас разбудить?
Я посмотрел на часы:
– Неплохо бы часика через полтора.
– Отлично, я вас разбужу. Пока!
Она закрыла дверь. Я бросил пиджак на спинку стула, стащил с себя брюки, рубашку... Испытывая неземное блаженство, растянулся на широкой тахте, стоящей в простенке между двумя книжными шкафами, укрылся пледом, пристроил под голову вышитую букетами диванную подушку, закрыл глаза и моментально уснул...
5
– Иди, иди, не оглядывайся! – строго сказал контролер, ведущий Лену по гулким коридорам Бутырской тюрьмы.
«Как же не оглядываться?» – думала про себя Лена, глядя под ноги, где с монотонностью маятника чередовались железные решетчатые ступени лестниц и выложенные старинным пожелтевшим кафелем пролеты этажей. Прежде подобные мрачные места ей приходилось видеть лишь по телевизору, в передачах на криминальные темы. Стены, выкрашенные некогда масляной краской в тухлый болотный цвет, давным- давно потрескались, и между осыпавшимися кусками краски и штукатурки то тут, то там вылезала сизая плесень.
«Сырость и духота – первые мерзости, с которыми сталкивается новичок – заключенный», – машинально всплыла у Лены в памяти почерпнутая некогда в какой-то книжке информация. В стенах зияют грубо крашенные провалы железных дверей. Все этажи просматриваются охранниками с любого лестничного пролета. В полу дыры, то есть не дыры, а пол попросту отсутствует, а от стены к стене перекинуты пролеты. «Словно мосты в Венеции», – ни к селу ни к городу подумалось Лене. А еще между этажами натянута крупная сетка-рабица, так что если даже захочет какой-нибудь зек броситься вниз и избавиться от всех проблем одним махом, то все равно ничего не получится...
– Стоять! – произнес контролер. – К стене.
Примерно полминуты Лена созерцала крашеную стену, пока контролер гремел ключами, открывая дверь в камеру.
– Заходи!
И она зашла.
Дверь захлопнулась за спиной у Лены. Она вновь услышала скрежет ключей, проворачиваемых в замке, и одновременно почувствовала мощную, как удар по носу, удушающую волну вони, горячих испарений разомлевших от жары человеческих тел. Она была настолько сильной, что чуть не сшибла Лену с ног.
Лена машинально сделала шаг назад. Но за ней была только железная дверь.
Несколько десятков глаз уставились на Лену с любопытством.
– Здравствуйте! – машинально произнесла Лена, борясь с захлебывающимся дыханием. Густой, как разведенный алебастр, запах камеры заполнил ее дыхательные пути. Казалось, еще немного, и она просто- напросто задохнется...
На ее «здравствуйте» не ответил никто.
Большинство обитателей камеры сразу же потеряли к ней интерес и вернулись к своим занятиям. Лена огляделась и попыталась сориентироваться в новом месте. «Это, пожалуй, будет нелегко», – был первый вывод, что пришел ей в голову. Людей здесь было чересчур много для такого скромного места. Двухъярусные нары чуть ли не прогибались от обилия восседавших и возлежавших на них женщин всех возрастов и комплекций. Под потолком были протянуты веревки, на которых сушилось неприглядного вида застиранное белье, тряпки, полотенца и прочие атрибуты женского быта. Примерно в таком духе в кино принято изображать беднейшие кварталы в каком-нибудь приморском итальянском городишке. Недаром Лене уже приходило на ум сравнение с Венецией. Несмотря на все разнообразие женских лиц, в их внешнем виде было нечто общее, какая-то отечность, что ли, Лена не успела сообразить. Вообще соображать что- либо в этом удушливом мареве не очень-то получалось. Кружилась голова, хотелось скорее сесть, забиться в угол, закрыть глаза, никого и ничего не видеть.
– Эй, худосочная, чего стоишь-качаешься, падай куда-нибудь, а то так и останешься висеть, где поставили! – дружелюбно заявила сидящая поблизости полноватая молодуха в грязной полосатой футболке, и пара ее соседок ехидно хохотнули. Лена оглядела нары, кроме позвавшей ее девушки здесь сидели еще двое, на вид примерно одного возраста, лет двадцати пяти. Они чуть подвинулись, и она села на освободившийся краешек. Сверху свешивались нечистые ноги и любопытные физиономии тех, кто обитал на втором ярусе.
– Слушай, Марго! Нам тут самим уже места нет, а ты еще всяких приваживаешь, – немедленно возмутилась тощая, остроносая соседка.
