Я осмотрел одежду убитого, но никаких документов не обнаружил.
Прилагаю к рапорту заключение хирурга о причине смерти.
Бегло прочитав это заключение врача-хирурга, подписанное кроме хирурга еще и главврачом больницы, в графе «причина смерти» я прочитал: геморрагический шок в результате проникающего огнестрельного ранения брюшной полости и повреждения селезенки.
– А результаты вскрытия? – спросил я, возвращая документы.
– Только что была проведена судмедэкспертиза, понесли куда-то на подпись.
– А известно, где Бирюкова подстрелили? – спросил я Николая Павловича.
Он промолчал.
– Фамилия знакомая – Бейбулатный, – вслух подумал я.
Главный авдотьинский борец с оргпреступностью снова ничего не ответил.
Я заметил, что народ, снующий во дворе морга, стал расходиться.
Грязнов прошел мимо меня, оживленно беседуя с кем-то из местного милицейского начальства, сердечно простился с ним возле своего служебного «форда» и, кряхтя, полез на заднее сиденье. Следом за ним к машине устремился и авдотьинский начотдела. Вооруженные милиционеры забрались в «газон».
– Залезай, Гордеев, потеснимся, – пригласил Грязнов и меня.
Я нырнул третьим, оставив свою машину в больничном дворе. Удобное место рядом с шофером занимала дама со строгим и необщительным лицом провинциальной бюрократки. Я всю дорогу хотел спросить у Грязнова, кто она, да момента подходящего не выпадало.
По дороге неожиданно ливанул дождь, да такой, что в один миг все небо почернело, словно наступил вечер.
– Левый дворник опять залипает, – со вздохом заметил Грязнов, глядя на лобовое стекло машины, вымытое дождевыми струями. – Почем у вас ведро клубники, Николай Павлович?
– Вы думаете, у меня есть время по рынку ходить? – непонятно почему обиделся тот.
– А так, если навскидку? Рублей двести?
– Да не знаю я. Я вообще клубнику не покупаю.
– Да ну? – не отставал от человека Грязнов. – И варенье дома жена не варит?
– Так варит из своей, с огорода. А на рынке я уже забыл, когда был последний раз.
Я сидел и помалкивал. Меня всегда страшно умиляли все эти необязательные разговоры на житейские темы, которые ведут между собой люди на работе. Лежишь, к примеру, на операционном столе, над тобой уже стоит полубог в белой маске со скальпелем и готовится вырезать тебе аппендицит, и ты уже мысленно молишь небо, чтобы по ошибке в тебя не зашили марлевый тампон, как вдруг этот полубог заводит с ассистентом разговор о способах вязки ажурных свитеров по модели из журнала «Сандра» и какой номер крючков для этого нужен... И ты понимаешь, что резать тебя собираются две простые русские бабы.
Ливень закончился так же неожиданно, как и начался. Когда мы подъехали к воротам дома и вышли из машины, мне за шиворот упало несколько теплых мелких брызг, и тут же из-за тучи выглянуло солнце.
На необычную делегацию выглянуло полюбоваться почти все неработающее население улицы. Из-за заборов палисадников, над калитками торчали головы, детишки облепили милицейский «газик» и глазели на милиционеров с автоматами, сопровождавших Грязнова.
– Добрый день! – громко выкрикнул в пространство авдотьинский начотдела, открывая калитку дома, в котором жил искомый свидетель.
Во дворе никого не было видно. Истошно лаяла на цепи маленькая собачонка, привставая на задние лапы.
Следом за Николаем Павловичем во двор вошла неизвестная мне дама, за ней Грязнов и я, за нами – все остальные.
Двор вокруг дома казался грязным и запущенным. Выкопанный во дворе погреб зарос метровой крапивой. Часть двора за домом, до самого огорода, занимал самодельный загончик для кур, сколоченный из досок и старых кусков проволочной сетки. По загончику бродили разноцветные куры и молодая коза с кокетливым кудрявым чубом.
– Неужели дома никого нет?
– Должны быть, я специально с утра заехал, предупредил, что мы днем заедем, – недоумевающим голосом сказал Николай Павлович, заглядывая в окна веранды.
Никого там не увидев, он потянул ручку двери, но дверь веранды оказалась запертой.
– Может, в огороде все? – пожав плечами, сказал он.
Пройдя мимо веранды, он заглянул за угол дома, и в тот же момент откуда-то сверху раздались выстрелы. Все, кто где был, в панике бросились бежать врассыпную.
– Живым не дамся! Не подходите, всех положу! – заревел истошным голосом засевший в доме неизвестный снайпер, пуляя в белый свет как в копеечку.
Укрывшись за углом дома, я поднял голову и заметил вороненый ствол «тулки», торчащий из разбитого чердачного окна.
Неизвестная мне дама, оказавшаяся неожиданно для себя отрезанной от остальных, со страху кинулась перелезать через забор куриного вольера, чтобы укрыться в сарае. Взобраться на забор оказалось легко, со стороны двора он до половины был завален досками, зато спрыгнуть с него дама не смогла, точнее, спрыгнуть-то она спрыгнула, но в полете зацепилась подолом за торчащую проволочную сетку и повисла, истошно визжа и болтая в воздухе ногами, открыв для всеобщего обозрения такой вид на Европу, что только держись.
Ополоумевшие от стрельбы милиционеры с автоматами залегли на меже, готовые без всяких предупредительных выстрелов секануть очередью неизвестного стрелка, но тут с улицы во двор влетел парень лет тридцати и с криками:
– Ребята, не стреляйте! Не стреляйте! Он больной! – кинулся в дом.
Через несколько минут все кончилось. Вовремя подоспевший парень самостоятельно разоружил своего непутевого родственника, а милиционеры, ворвавшись уже после этого в дом, выволокли стрелка под руки и положили во дворе под березой мордой в землю. Авдотьинский начотдела изъял, как вещдок, охотничью «тулку».
– Только не забирайте брательника, – умолял, путаясь у всех под ногами, брат неизвестного стрелка, едва успевший прибежать на место событий. – Контуженый он, офицер бывший, инвалид. Под Тирасполем на мине подорвался. Так он тихий, только иногда на него найдет. Не забирайте, а? Он и не пьет совсем.
Красную как рак тетку наконец-то сняли с забора. Она быстро смылась, спряталась в машине Грязнова от любопытных взглядов.
Не знаю, чем для стрелка кончилось дело, я не успел досмотреть, потому что Грязнов с Николаем Павловичем принялись расспрашивать единственного свидетеля по делу Бирюкова (им как раз и оказался брат контуженого снайпера), и я старался не пропустить ничего из их разговора.
– А что еще рассказывать? Я все уже рассказал. Все так и было, как в протоколе написано, – пожимая плечами, говорил свидетель. – Еду я. Километров семь до станции не доезжая выходит из леска мужик, прямо передо мной на дорогу из оврага выползает. Я по тормозам, думал, пьяный в ж... в дугу, – вовремя поправился рассказчик, – а он встает, за бок держится, шатается, а у него все руки и штаны внизу красные от крови. Я испугался. Он ко мне подошел, говорит: я капитан ГИБДД Бирюков, в меня бандиты стреляли, я от них убежал, скорее отвези в ближайшее отделение милиции. Ну, мне что? Я на старом «Москвиче», вроде угонщикам польститься не на что. Если бы еще на дорогой машине ехал, то побоялся бы взять, мало ли что, а так... Ну сел он, я по газам, а он в машине у меня и вырубился. Сознание стал терять. Я испугался, ну его в баню, думаю, лучше допру его до больницы, а то еще окочурится прямо у меня в машине. Довез его до больницы, сдал в приемный покой, оттуда уже и в милицию позвонили. Ну все вроде, – подкрепляя свои слова кивком, закончил парень.
– На месте сможете показать, где он вас остановил? – спросил Грязнов.
– Смогу, наверное, – усмехнулся парень. – Уже вчера ему показывал, – он кивнул на оперуполномоченного, – так че ж сегодня, забуду, что ли?
– Тогда пройдемте с нами. Сейчас мы туда съездим, вы все и покажете.
– Что, еще раз?
