превратить его в интеллигентного человека! Но это была последняя капля.
– Костя, – серьезно поправил Грязнов, – ты забыл, что последняя была чуть меньше года назад!
– За это время, – расхохотался Турецкий, – у чаши заметно выросли борта! Так что поживем еще, не дрейфь!.. А ведь я серьезно, между прочим, ребяты, хлопчики мои дорогие. Сейчас я вам расскажу про одну шпионку, которую очень сильно любил папаша нашего покойного журналиста, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. А также засекреченный американский атомщик. И уж тут – точно военная тайна. А вот великая политическая тайна заключается в тех документах, ради которых и произошли убийства в отеле. Но там оказались копии. А оригиналы – вот они тут, у меня.
И Меркулов, и Грязнов смотрели на Турецкого как на фокусника, который морочил им головы битый час, после чего сообщил, что вообще-то он не фокусник, а укротитель диких зверей. О чем же тогда говорили, обсуждали что?!
Выдержав паузу, Турецкий залез в сумку и достал свои находки. Разложил их на столе. И начал:
– Итак, здесь, в этой папке, деловая переписка директора нью-йоркского частного института «Российское общество», который занимался тем, что готовил перестройку в нашей стране, а заодно совместно с ЦРУ засылал сюда своих резидентов. Также оплачивал деятельность диссидентов, устраивал демонстрации всяких протестов, и прочее. Среди так называемых «засланцев» упоминается некий Музыкант, посещавший нашу страну в восьмидесятом и восемьдесят втором годах. Полагаю, что Костя со своими личными связями в Службе внешней разведки поможет установить эту личность. Меня вы знаете как признанного мастера версий. Так вот, могу предположить, что Музыкант вполне мог носить в то время, да и теперь, фамилию Клинтон. Билл Клинтон, господа. Впрочем, не ошибается только... Костя знает, кто не ошибается никогда. Откуда мой вывод? Интуиция, будь она неладна.
Турецкий подвинул папочку к Меркулову и продолжил:
– Все, конечно, нуждается в толковом переводе. На мой вкус, так я бы попросил этим заняться всем нам известного полиглота Дениску. Иначе тайна уплывет... Вот эти две стопки в клеточку. Это начало и конец дневника Кокорина, середину которого я доблестно прос... извини, Костя. Но у Славки она есть. Все, кроме концовки, дает возможность представить атмосферу в институте, где работал папаша Кокорина. Почему я упомянул о концовке? А потому что это эротические изыски автора по поводу героини, которая оказала нашему следствию неоценимые услуги: предоставила материалы, полагаясь на нашу совесть. Поскольку и для Кости, и для нас с тобой, Слава, это слово святое, предлагаю концовку изъять и запереть в моем сейфе как материал, не представляющий интереса для следствия. И наконец вот этот труд – иначе назвать не могу. Мемуары папаши, в которых даются эмоциональные оценки окружающих его людей, обстоятельств, касающихся ссылки, обмена, любовных похождений с вышеуказанной мною шпионкой. И так далее. Со шпионкой я беседовал лично в интимной обстановке. То, что я назвал «и так далее», еще прочитать не успел. Таков мой отчет. И последнее. Меня «пасли» изо всех сил. Шпионка явилась с магнитофоном, но я убедил ее выключить. Был полный консенсус. Вообще, у «соседей» в Питере получился явный облом. В этом смысле особая благодарность в приказе замначугрозыска Виктору Петровичу Гоголеву. Я кончил, господа! – Турецкий склонил голову. – Остальное – по мере.
– Ну что ж, – солидно заметил Меркулов, – вижу, что ты не только занимался обычными своими... Неплохо. В общем.
– Спасибо, благодетель, – тихо, опустив глаза, сказал Турецкий.
– Не юродствуй! – возвысил голос Костя. – Мы только начали. Это, как бы сказать, пока лишь промежуточные итоги. Но некоторые выводы мы уже сделать можем. Чем и займемся. А теперь, Вячеслав, доложи и ты, что слышно от наших «соседей»?
Турецкий с удивлением посмотрел на Грязнова. Тот пожал плечами:
– Пришлось.
– Ну да, стреляли... – подмигнул Турецкий.
– По моей личной просьбе Влад Богаткин постарался разузнать, по чьей конкретной команде ОПУ забегало. – Грязнов имел в виду Оперативно-поисковое управление ФСБ, бывшую «семерку». – Откуда уши торчат – из собственной конторы или из службы охраны и так далее. Должен заметить, что Влад постарался, в пределах дозволенного конечно.
– Фантастика! – Турецкий вскинул руки, как бы призывая в свидетели высшие силы. – Чтоб Влад!.. И безвозмездно? – Он взглянул на Грязнова подозрительно.
– Держи карман, – хмыкнул Грязнов, – станет он... Мзда как раз была. Пришлось отобедать.
– Грязнов! – сделал страшные глаза Турецкий. – И ты посмел отвести его к Рубену? Ты «засветил» точку?!
– А что мне оставалось делать? – оправдывался Слава.
– Минуту! – вмешался Меркулов. – О чем речь? Какой еще Рубен?
– Подожди! – отмахнулся совершенно без всякого почтения к начальству Турецкий. – Рубен – мэтр в «Узбекистане». Вот такие лагманы!.. – Он показал большой палец. – Слушай, Грязнов, тебя судить надо за предательство!
– Перестаньте валять дурака! – вдруг взвился Костя. – Здесь серьезные дела решаются, а вы балаган устраиваете!
– Ну Грязнов! Ну приспособленец! Ничего святого! – гнул свое Турецкий. – Я теперь понимаю, за что тебя генералом сделали! Вы, поди, потом и на нашей лавочке курили?.. – Это уже он произнес совсем зловещим тоном.
Вячеслав удрученно молчал, кусая губу, чтобы удержаться от хохота.
– Курили, – с трудом выдавил он.
– Ну я ж говорил...
– Зато он мне выдал информацию.
– Мог бы и не выдавать... За такую цену! Я и сам знаю.
– Тогда говори: кто?
– Наумов, – спокойно сказал Турецкий.
– Кто тебе сказал?
– Сам вычислил.
– Но как?!
– Думал, Славка. Лежал и думал... Вот посуди. Откуда взялся Наумов? Он же не из того КГБ, который мы с тобой хорошо помним. Это новая генерация, либеральная. Та, что похваляется своими постоянными деловыми и не знаю уж какими там еще контактами с ЦРУ. Коллеги, одним словом. Если мои догадки по поводу Музыканта, которого, кстати говоря, кажется, звали Саксофонистом, верны, то в сокрытии откровенно позорящего главу великого государства факта должны быть заинтересованы прежде всего эти самые коллеги. На фоне всяких блядских скандалов...
– Фу-у! – поморщился Меркулов.
– Извини, Костя, я могу произнести это по-английски, но смысл-то не изменится. Так вот, на этом фоне новая волна, полагаю, ни им, ни, что самое странное, нам ничуть не нужна.
Напротив – вредна. Поссоримся – денег не дадут в очередной раз. Надо смотреть на вещи трезво... чему нас постоянно учит наш лучший друг и учитель Константин Дмитриевич Меркулов. Перед которым я снимаю шляпу.
– Вот же босяк! – усмехнулся Меркулов. – И тут выкрутится! Да ты отродясь шляп-то не носил! Все в кепочке щеголяешь... И ту у Вячеслава стибрил, прости господи! Но ведь не Наумов же давал команду ОПУ!
– Все верно, – подтвердил Грязнов, – команда пришла от Коптева, зама директора ФСБ.
– А Коптева я помню еще замом у «академика», – заметил Костя, именовавший так по старой памяти бывшего директора Службы внешней разведки. – Смотри как закрутилось! А как ты говоришь, Саня, твою девочку-то зовут? Питерскую.
– Ирина Васильевна Косенкова. Все данные тут, – Турецкий показал открытую ладонь.
– Напиши мне, я запоминать не собираюсь.
– Йес, сэр! Только если она там работала под крышей нашего резидента, вряд ли разрешат ее открывать. Да нам, собственно, в этом и нужды особой нет. Хорошо, что, как я понимаю, ее деятельность со смертью физика Красновского никак не связана. С жизнью – да, но это совсем иная песня... Костя, а ведь у
