приметам.
– Да вы представляете, сколько их наберется по всей Ялте! – Фуражка майора переместилась на затылок.
– И тем не менее.
Гаишник только пожал плечами.
– Чуть было не забыл, – спохватился Солонин, уже распрощавшись. – Хозяин синей «шестерки», что у вас на стоянке парится, вряд ли объявится. Можете смело приписывать ее в свой автопарк. Или подарите Реброву как заслуженному ветерану.
– Как так не объявится? – теперь пришла очередь удивляться майору.
– Ну какой нормальный бандит сам в милицию светиться придет?
Майор, естественно, так ничего и не понял.
Москва, Генеральная прокуратура. Турецкому А. Б.
В результате проведенной воспитательной беседы со стажером ялтинской прокуратуры Вайнштейном Аркадием Эммануиловичем, плавно перетекшей в допрос с пристрастием, удалось прояснить следующее:
1. Вайнштейн действительно следил за тобой.
2. Составил график твоих перемещений по Крыму и допросов подозреваемых и свидетелей по делу убийства Богачева.
3. Вайнштейн сделал огромную фотографию старшего следователя по особо важным делам А. Б. Турецкого, которую повесил у себя в комнате.
4. Кроме того, при обыске в его квартире были обнаружены отксерокопированные следственные материалы дел, которые вел следователь Генпрокуратуры Турецкий за последние семь лет (без точных указаний фамилий, дат и адресов). Он утверждает, что это – студенческий самиздат, который, как действительно выяснилось, среди старшекурсников-юристов «ходит» уже довольно давно и пользуется большой популярностью.
5. И знаешь, почему все это? Вайнштейн – твой фанат и в настоящий момент пишет дипломную работу, в которой цитирует фрагменты твоих старых работ. Он мне показывал; по-моему, очень толково. Единственная странность заключается в том, что вместо «Турецкий» у Вайнштейна значится «Торецкий».
Вывод. К опустошению кейса Вайнштейн А. Э. не имеет ни малейшего отношения.
Солонин.14 часов 39 минут. 1 сентября.
Турецкий. Москва. 1 сентября, 15.30
От губоповца, скошенной физиономией крайне похожего на бультерьера, который не только не представился, но и не назвал даже вымышленного имени, Турецкий получил следующую информацию.
Три бывших офицера польской службы безопасности, так называемые «псы», – Анджей Ставинский, Антон Володиевский и Ольгерд Юзефович в 1995 году основали в Кракове фирму «Duch», что переводится как «Дух». Так вот этот «Дух» замечателен в первую очередь тем, что ничего не покупал, но зато очень много продавал. Где он в таком случае брал свой товар, одному Папе Римскому известно. На то он и поляк.
Налоги «псы» платили исправно, так что с польскими властями у них никаких проблем не было, и это, пожалуй, единственный аспект, по которому у «псов» было все чисто. Судя по кратким отзывам их бывших партнеров, Ставинский, Володиевский и Юзефович создали себе имидж крайне конфликтных бизнесменов. Но это уже польским властям было до лампочки, поскольку «Дух» занимался исключительно экспортом: торговал на территории Восточной Европы.
В 1997 году «Дух» вступил на фармацевтический рынок, получив краткосрочную лицензию и контракты с несколькими мелкими немецкими и швейцарскими фирмами. В 1998 году их лекарства впервые стали продаваться в России.
Вот тогда-то «Дух» и попал в поле зрения ГУБОПа.
«Махаон» Леонида Богачева не имел к этому отношения. И у «бультерьера» имелись косвенные доказательства этого. Несколько приватных встреч, которые происходили в Москве и за которыми ГУБОП внимательно следил, неизменно заканчивались почти на грани скандала.
Это же подтвердил и Дмитрий Трофимов, с которым Турецкий связался, когда выехал с Огарева, засунув в кейс пачку фотографий «псов» – Ставинского, Володиевского и Юзефовича. Трофимов отказался от немедленной встречи, сославшись на занятость на новой службе – в охране коммерческого банка.
– Устанавливаем сигнализацию. Не могу отлучиться.
– Но я завтра улетаю в Польшу. Это срочный вопрос.
– Что ж тут поделаешь. Счастливого пути.
– Тогда давайте я сам к вам приеду, – демократично предложил Турецкий. – Диктуйте адрес.
– Александр Борисович, вы же понимаете, если вас здесь увидят, эдакого мэтра из Генпрокуратуры, задающего мне вопросы, моей карьере просто каюк. Никакой дядя не поможет.
– Да кто там меня знает?! – возразил Турецкий.
– Уж поверьте.
– Ну ладно. Тогда просто объясните, в чем была суть встреч Богачева с поляками.
– Мне кажется, они друг друга боялись. Богачев боялся, что они ему впарят какую-то липу, а те трое боялись, что если поругаются с ним окончательно, то Богачев просто перекроет им в России кислород.
– А что, это было действительно в его власти? – удивился Турецкий.
– Думаю, да, – после паузы сказал Трофимов.
– Но почему?! Кто он был такой, в конце концов? Ну хозяин фармацевтического концерна, ну и что?
– Александр Борисович, вы как с луны свалились, – терпеливо, словно душевнобольному, разъяснил Трофимов, – людям свойственно иметь родственников.
Тебе-то уж точно, подумал Турецкий. Кстати, не зря Богачев боялся, что поляки «впарят ему липу». Как в воду глядел.
Кстати, не грех было узнать, что там происходит с семейными связями бывших охранников Богачева. Он тут же набрал номер телефона Грязнова.
– Слава, как живешь?
– Фигней всякой маюсь, – буркнул Грязнов. – За этим проследи, того найди, этих останови. Просто детская комната милиции. Говори скорей, чего хотел, надо к министру на прием топать.
– Воскресенская Зоя Федоровна, – напомнил Турецкий. – 1975 года рождения, студентка Московской медицинской академии им. Сеченова, гражданская жена Дмитрия Трофимова и племянница Томского А. В. наблюдению все еще подлежит?
– Ну и память у тебя! Подлежит, подлежит. И сам Томский, вернее, его квартира – тоже подлежит.
– Ага, значит, и ты, старый хрыч, еще кое-что помнишь. Ну и как она?
– Да ты что думаешь, я сам у нее под окном дежурю? – возмутился Грязнов. – Понятия не имею. Куда тебе перезвонить?
Через полчаса, когда Турецкий был в своем рабочем кабинете и терпеливо составлял список вещей, необходимых в дорогу, Грязнов перезвонил.
– Саня, извини, но Томский у себя дома не появлялся. А Воскресенская вообще пока что чиста, как мой холодильник. С дядей не встречалась, и вообще ничего подозрительного.
– Откуда такая уверенность?
– Воскресенская сломала ногу. Сидит дома уже несколько дней. Так что еще раз извини.
– Что ж ты извиняешься, если человек ничего плохого не сделал?
– Работа такая, – буркнул Грязнов. – Ты что вечером делаешь? Я звонил тебе домой, Ирина сказала, что вы поругались. Давай поужинаем у меня.
– Ты же сказал, что твой холодильник чист, как Воскресенская.
– Наоборот. Ну не важно. Или съездим куда-нибудь.
– Слава, сегодня вечером я буду ужинать в Польше. Холера ее возьми.
– Это что, новый ресторан?
Меркулов. Москва. 1 сентября, 17.14
