Сзади стоял пилот с небольшим молоточком в руке.
И все же Гвоздь успел выстрелить. Скорее всего неосознанно, на чистом автомате. Салон разорвал жуткий гром и запах пороха. Заряды ушли в стены и потолок. Самолет качнуло – нарушилась герметизация.
Солонина бросило вниз, он не удержал равновесия. Пронзительно загудела аварийная сигнализация...
Телефон звонил до одури, пока Солонин наконец, еще не совсем проснувшись, снял трубку.
И был это конечно же Турецкий. В семь (!) часов утра.
– Витя, привет! Разбудил?
– Нет. Я уже умылся, позавтракал и сходил искупался, – зло отозвался Солонин. – Ты когда-нибудь спишь?
– Иногда. Какие новости?
Солонин поудобнее уселся в кровати, тряхнул головой, прогоняя остатки сна.
– Во-первых, мой тезка Гукк перезванивается с Германией.
– Точнее.
– Вчера был у него разговор с Франкфуртом, с неким Игорем. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?
– Мало ли Игорей, – уклонился Турецкий. – Хотя интересно, какого его туда занесло.
– И я о том же подумал. Тем более Гукк недавно из Германии вернулся.
– А как ты о разговоре узнал? – в голосе Турецкого прозвучали нотки любопытства.
– Бабка нашептала. Для чего я здесь, по-твоему? Красотами Крыма любоваться?
– Одно другому не мешает.
– Саша, давай по делу, а? Виктора Гукка держу под контролем. Если он, конечно, не вздумает с почтамта звонить.
– Ясно. Что еще?
– Да ничего. Пытаюсь тезок искать – Кныша и Раструбу, охранников богачевских. Если они не прилетели в Москву, так, может, они тут остались, как думаешь?
– Сильный вывод. Пообщайся с этим молодым картежником – Барабановым и его папашей. У меня такое впечатление, что они всех там знают. Как знать, может, они с пропавшими секьюрити «пулечку» расписывали?
Следующий раз междугородка зазвонила в девять утра.
– Такое впечатление, что ты сидел у телефона, – отозвался Турецкий. – Я связался с «Пятым уровнем», они попробуют по своим каналам поискать во Франкфурте человека с внешностью Игоря Раструбы или Игоря Кныша. Хотя сам понимаешь, насколько это реально... С другой стороны, уже достоверно известно, что ни один из этих двоих за последнее время воздушную границу Украины или России не пересекал. Разве что с чужим паспортом. А у тебя есть новости?
– Картежники Барабановы-Гриневы не в курсе. Кстати, насчет твоего чемоданчика – Гринев сразу делает рожу кирпичом.
Турецкий засопел в трубку.
– Но зато я выяснил, – продолжил Солонин, – что оба телохранителя родом из Зеленограда. И со школы всегда вместе, как братья: и в спортзал, и в армию, и на работу. Домой в Зеленоград они не приезжали. Это уже проверено.
– Не разлей вода, говоришь? – задумчиво произнес Турецкий.
И тут Солонин отчетливо вспомнил Вовку Софрина, сидящего за столиком в «Макдоналдсе», и двух стриженых парней, нависших над ним. Не успей он тогда вовремя...
– Ну, что замолчал? – бухнула в ухо трубка насмешливым голосом Турецкого.
– Саша, чем там Софрин сейчас занимается? – очнулся Солонин.
– Все тем же, ищет иголку в стоге сена. А что случилось?
– Я завтра вылетаю. Можешь не встречать, не обижусь.
– Витька, тебя какая муха укусила? Сиди в Крыму и не рыпайся. У меня такое чувство, что там еще будет чем заниматься.
– Сан Борисыч! Кажется, я знаю, где этих тезок искать. И кто мне поможет.
– Ладно, тебе видней. Только, чтобы потом еще раз в Крым не возвращаться, съезди прямо сейчас в Гурзуф и поговори с Богачевой. Узнай у нее все насчет Генриха Грасса.
– Это еще кто?!
– Еще один возможный партнер и недоброжелатель ее покойного супруга. Он приезжал в Москву два месяца назад, а Богачев перед тем летал к нему в Германию.
Солонин положил трубку. Сон, будто он опять летит в Москву, сбывался. Хорошо бы только наполовину.
Турецкий. Москва. 9 сентября, 11.20
День с раннего утра был насыщен отрицательными результатами. И хотя говорят, что отрицательный результат – тоже результат, но ведь сумма их – все тот же ноль. Такие минимальные правила арифметики Турецкий еще кое-как помнил и потому был мрачнее тучи.
Во-первых, Реддвей вместе со всей своей фирмой понятия не имел, кто такой Генрих Грасс.
Во-вторых, выяснилось, что Кадуева и польских бизнесменов застрелили из разного оружия.
В-третьих, Призер молчал как рыба и не похоже, что переквалифицируется в попугая.
В-четвертых, и это, пожалуй, было самое неприятное, все знакомые Гукка (включая, естественно, Виктора Гукка и Катю Богачеву), опрошенные на предмет его дачи, высказались отрицательно: ни о каком домике на Волге они и слыхом не слыхивали. Турищев между тем упрямо настаивал на своем и при этом в старческом маразме замечен не был.
У Турецкого уже голова шла кругом.
1. Могли ли китайцы завалить поляков? Мотив – налицо: чтобы завладеть рынком. Но это же курам на смех: кто даст ему, работнику российской прокуратуры, расследовать убийство поляков китайцами в Европе?! Какое Россия имеет к этому отношение?! Пойди докажи.
2. Кто все-таки убрал Кадуева и на кой ляд? Такой хороший и удобный был чеченец. Во все времена все дохлые дела на него валили. Просто палочка-выручалочка. И на тебе.
В довершение всего в половине первого позвонил Меркулов и извиняющимся тоном сказал:
– Саша, Призера придется выпускать. – И замолчал, ожидая взрыва негодования. Но Турецкий и сам понимал, что на Карамышева, по сути дела, ничего нет, кроме меценатства по отношению к русской науке. А за это статьи пока что не придумали. Хотя, конечно, нонсенс: «авторитет» заставляет работать на себя целого академика.
– А что? – оживился Турецкий. – А если он не сам это все придумал? Почему мы так верим на слово и ему, и Швейцеру? А если за этим – кто-то еще?
– Не понял, – признался Меркулов. – Ты хочешь сказать, что Призер – пешка?
– Как раз наоборот! Призер – шишка! И по этой причине не мог он запросто так договориться с крупными учеными. Должно быть связующее звено. Надо установить за ним наблюдение.
Софрин. Москва. 9 сентября, 15.15
Два дня Володя глотал пыль в Центральном архиве военной разведки. Два дня он жил жизнью Артура Карловича Гукка, начиная с его рождения в 26-м году в поволжской деревушке Заречная и заканчивая первыми послевоенными годами. Скупая канцелярская информация о Гукке разбавлялась воображением Софрина и той долей сведений, что он уже имел, и перед муровским сыщиком вырисовывался вполне живой образ.
Родители Гукка, немцы по происхождению, кроме общеобязательного среднего дали сыну прекрасное домашнее образование. Артур начинал учиться говорить сразу на двух языках, и в пять лет он свободно объяснялся как на русском, так и на немецком. Кроме того, мать преподавала немецкий в сельской школе, так что помимо разговорных навыков грамотность у него была безупречной. Ему легко давались все предметы, но он отдавал предпочтение биологии. Мечтал после окончания школы уехать в Москву, поступить в сельскохозяйственный институт и стать знаменитым селекционером.
Война разрушила эту мечту. И вместо сельскохозяйственного Артур в шестнадцать лет, в сорок втором
