предложение, но при одном условии – никаких тайн следствия я не знаю и знать не могу, поскольку в нем не участвовал. Но если бы даже знал, никогда бы этим не воспользовался.
– Вот это стоило бы записать для вашего хозяина, – сказал Вадик, глядя на Аркадия Валерьяновича.
– Мой хозяин рассчитывает на ваши связи в прокуратуре и ГУВД, – устало сказал Лекарский. – Неужели не понятно?.. Только там можно почерпнуть нужную информацию об этом деле. Например, для того, чтобы его развалить... Не мне вас учить, как это делается. Так что, приступим к записи?
– Сначала отрепетируем, посмотрим, как это у нас получится, – сказал я. – Значит, вы делаете мне предложение, я колеблюсь, господин Райский запрашивает цену, потом начинает торговаться, а я, чтобы сохранить лицо, выставляю свое условие, которое вы только что слышали, и, поломавшись, даю себя уговорить.
Лицо господина Лекарского уже не выражало задумчивости, теперь на нем читалась обеспокоенность. Он понимал, что это совсем не то, что ожидали от него те, кто его сюда прислал.
– Итак, приступим? – азартно спросил Вадик. Похоже, в детстве он не наигрался в казаки-разбойники и теперь неверстывал, хотя взрослая игра в следователи-преступники таила в себе большую опасность.
...Мы репетировали в течение получаса. Потом записали и прослушали то, что получилось. Нашли, что кое-где Аркадий Валерьянович фальшивит.
В его положении это было объяснимо. Нам же была нужна для его же безопасности полная естественность. И хотя он, в конце концов, махнул рукой и сказал, что, мол, сойдет и так, мы с Вадиком все переписали, заставив его еще раз все повторить.
Я понимал, во что влезаю. Хотя и не в полной мере. Например, понимал, что многое придется оставить так, как есть. Кате придется въехать в одну квартиру, мне в другую, надо будет выбирать выражения в разговорах по телефону, чтобы подслушивающие ничего не заподозрили. Неопытному человеку с шаткими нервами такое не по силам, но мы с Катей справимся.
Не откладывая, следовало бы установить, кто он такой на самом деле, этот Бахметьев. Фигурой он был заметной, иногда даже выступал по телевидению. Приложив старание, сделать это можно: он же не скрывается, живет открыто, так что установим.
– Теперь поговорим о приятном, – сказал Вадим, – о гонораре.
Должно быть, он мысленно потирал руки, предвкушая нечто сказочное.
– Это вопрос действительно более приятный, – согласился Аркадий Валерьянович, постепенно обретая свой прежний вид. – Я-то работаю, как вы понимаете, за идею.
– Самая замечательная на свете идея, – сказал я, – это защита собственной шкуры.
– Теперь становится понятным, почему вы пошли в адвокаты. – Лекарский учтиво склонил голову с аккуратным пробором.
– Так сколько? – спросил Вадим.
– С одной стороны, Юрий Петрович – начинающий адвокат, поэтому сумма будет соответствующей, – сказал Аркадий Валерьянович. – С другой стороны, после убийства адвоката Колерова участие в этом деле стало опасным. Хотя для Юрия Петровича, можно сказать, такое привычно... А вы, Вадим Андреевич, вполне можете выйти из игры, поскольку о вас речь не шла, о вас ничего не знают... Так вот, буду говорить откровенно. От предложений таких людей, Юрий Петрович, как мой шеф, лучше не отказываться. Поскольку теперь вы слишком много об этом знаете и вас могут использовать его недруги – вы становитесь для него опасны. Бах оставит вас в покое на время судебного разбирательства, но если дело будет проиграно...
– Это шантаж! – заявил Вадим. – Разве адвокат может отвечать за решение суда?
– Я неточно выразился, – кивнул Лекарский, – поймите правильно, я говорю лишь о своем понимании последствий. Сам Бах не ударит пальцем о палец, но его люди просто рассчитаются с Юрием Петровичем, скажем, за смерть своего товарища, того самого Лехи...
– Но, если я правильно понял, – Вадим смотрел на меня со страхом и сочувствием, – в проигрыше судебного процесса невозможно будет доказать вину Юрия Петровича.
– А никто и не собирается доказывать, тем более обижаться на суд, – прервал я его. – Там у них свое правосудие. Пришьют меня, или Катю, или нас обоих и назовут это справедливым возмездием. Продолжайте, Аркадий Валерьянович, мы вас внимательно слушаем.
– Поэтому не лучше ли нам снова переписать нашу беседу? – вдруг произнес Лекарский.
Мы с Вадимом переглянулись.
– Серьезные ребята, – сказал Вадим изменившимся голосом. – За всю мою практику такое впервые... Неужели они вообще ничего и никого не боятся? Но есть же у нас прокуратура, милиция, госбезопасность... Или эти бандиты на самом деле уже настолько неуязвимы?
Аркадий Валерьянович Лекарский только грустно улыбнулся, прикрыв глаза: выходит, что так.
– Иди-ка ты куда подальше! – зло сказал я Вадиму. – Это мое личное дело, тебе тут ничего не светит. Как-нибудь сам с ними разберусь. И наш разговор действительно лучше переписать. Без твоего участия. Ты тут вообще ни при чем.
– Уж ты разберешься... – махнул он рукой. – Опять начнешь выдвигать им условия и загонишь сам себя в угол... Ладно, я согласен, – неожиданно прервал он свои сомнения. – Попробуем, в конце концов. Итак, нам нужно составить договор, в котором клиентом будет значиться Бахметьев-старший.
Лекарский не без удивления посмотрел на моего друга.
– Понимаете, в чем дело, – продолжал Вадим, напряженно улыбаясь. – Вы, я вижу, удивлены. Просто это будет непрофессионально, да и не по-товарищески, если я оставлю Юру один на один с этими... Ну, от имени которых вы ведете с нами переговоры. Как раз до вашего прихода я распинался перед ним о том, что настоящему адвокату нельзя отказываться от возможности приобрести бесценный опыт в любом деле. И вот возникла такая возможность...
– Вадик, успокойся, никому не нужны твои объяснения, – прервал я его. – Давай каждый будет отвечать за себя. Я втравил тебя в это и готов перед тобой извиниться.
Но он твердил свое:
– Я перестану себя уважать, если оставлю тебя одного с этими бандитами...
– Ты можешь просто мне помогать, – пытался я вразумить его, но ничего не помогало. Пришлось призвать на помощь Лекарского. – Аркадий Валерьянович! Вы-то что молчите, скажите, объясните ему, с кем придется иметь дело.
– Имею я право на самоуважение, в конце концов! – продолжал негодовать Вадим. – Имею я право на чистую совесть и спокойный сон, раз уж ввязался, вляпался в эту историю?
– Ты хочешь, чтобы я плохо спал? – в тон ему спросил я. – Чтобы меня мучила совесть, если с тобой что-то случится?
Вадим слегка поостыл.
– Не будь занудой, – сказал он мне. – Прежде чем мы сами ознакомимся с делом, расскажите, Аркадий Валерьянович, о нашем подзащитном. О том, что в это дело не вошло, а уж потом мы составим наш договор. Согласны?
6
– Игорю Бахметьеву пятнадцать лет, – начал Лекарский. – Он сын весьма влиятельного в деловых кругах бизнесмена и бывшего политика, который в самом начале перестройки был у всех на виду и на слуху.
– Да, я слышал эту фамилию, – кивнул Вадим.
– Я неплохо знаю эту семью, – продолжал Аркадий Валерьянович. – Так вот, я своим ушам не поверил, когда услыхал, что Игоря, этого пай-мальчика, обвиняют в зверском изнасиловании с двумя неизвестными парнями его одноклассницы Оли Ребровой, чью семью, кстати говоря, я тоже знаю... Этих подонков до сих пор не нашли. И потому суд пока удается откладывать... Забыл сказать, что они учились вместе в одном лицее, ну, знаете, для привилегированных, где плата за обучение весьма высокая и мало кому по карману. По-моему, Бахметьевы и Ребровы даже некогда дружили семьями. Я знаю их и с трудом во все это поверил.
– Что они собой представляют, – спросил Вадим, – эти девочка и мальчик? Дружили, ходили вместе на каток, в театр, на дискотеку, что еще?
– Она – красивая, физически развитая девушка, он же, тщедушный, невысокий, молчаливый, даже
