почти не оставалось.
– Что вы скажете, раз уж речь зашла об охране, о ее телохранителе, – спросил я. – Как педагог, вы неплохо должны разбираться в молодых людях.
– Он, я слышала, тоже исчез? – спросила она.
– Да. Что вы о нем можете сказать?
– Просто не знаю... Все это очень уж субъективно, понимаете? А по моим представлениям, в судебной системе все строится на строгих фактах и доказательствах...
В это время зазвенел звонок.
– Я пойду, – сказала она, вопросительно глядя на меня.
– Ну хоть в нескольких словах, – настаивал я. – Что вы можете о нем сказать?
– Мне показалось, что она ему доверяет, – произнесла Зинаида Сергеевна. – Помню, в тот день, когда она пропала, они о чем-то разговаривали после урока. Она слушала, опустив глаза. А он как будто строго ей за что-то выговаривал. Оля только кивала. Видимо, с чем-то соглашалась. Подняла голову и посмотрела ему в глаза. Так смотрят, когда доверяют, понимаете?
Я ничего не понимал... Рушилась стройная концепция, гласящая, будто все они заодно – следователь Савельев, охранник Оли... И стоящие за ними могущественные структуры. Все и вся против детей – Игоря и Оли.
Впрочем, почему рушилась? Не все же продажные сволочи... Интуитивно я почувствовал правоту старой учительницы в отношении охранника. Оля доверяла ему.
Но интуицию к делу не подошьешь, я мог ошибаться, но все же это давало некую надежду на благополучный исход.
Теперь надо бы собраться с духом и позвонить Кате. Как обещал. Или Наташе?
Я достал сотовый, который только что подарил мне, как шубу с барского плеча, Вячеслав Иванович.
Катин телефон я помнил, Наташин еще предстояло запомнить... Значит, звонить Кате? Но ведь опять начнутся те же вопросы. Уж лучше пока никому не звонить. Мне еще предстоял тяжелый разговор с родителями Оли. Опять нужно быть собранным, точным и ничего не упустить.
Я никому не позвонил. Но сам факт, что у меня есть сотовый телефон, грел мою душу. Его номер я пока никому сообщать не буду. Только Вадиму и Турецкому. И Наташе. Возможно, еще Лекарскому, который, кстати, никак себя пока не обнаружил. А ведь обещал мне протекцию в адвокатскую коллегию, если буду хорошо себя вести...
Кстати, что означали намеки Баха по поводу Аркадия Валерьяновича? Он раскусил нашу игру? Только какое это имеет значение? После того, как мы с Бахом решили доверять друг другу?
Нормально, когда вопросов больше, чем ответов. Хуже, когда наоборот. Когда кажется, будто все уже знаешь. Но если преимущество остается за вопросами, вполне может поехать крыша. Вот как сейчас.
Поэтому лучше не перегружаться. Лучше следовать намеченному на сегодня плану, ни на что больше не отвлекаясь.
Я все же опробовал свой телефон – позвонил Ребровым и попросил их о встрече.
Я не следователь, сказал я, всего лишь адвокат, но без Оли моя защита не будет стоить и ломаного гроша. К тому же – жестокий цейтнот, в который мы попали, требует невозможного... И все объяснил по поводу неофициального характера нашего разговора. Это не допрос, не следствие, это просто наш приватный разговор. Они меня поняли, и мне было назначено на полвторого.
Должен сказать, что приятной для меня неожиданностью явилось то, что дома у Ребровых я встретил поджидавшего там меня Аркадия Валерьяновича. Это существенно облегчало мою задачу. По крайней мере, он мог избавить меня от долгих объяснений, сказав, что следует от меня ожидать в моем новом качестве.
Родители Оли были просто раздавлены обрушившимся на них новым горем. В тот раз она все-таки вернулась домой... Сейчас они уже не надеялись увидеть ее живой.
– Вчера до вас здесь уже был следователь из милиции, – сказал Лекарский. – Записал показания и тут же уехал. Надежды на него мало. Я рассказал о вас Елене Петровне и Льву Алексеевичу, – указал на Ребровых Лекарский, – как о человеке, искренне желающем им помочь. И способного это сделать. Объяснил, что ваше посещение не следует афишировать. Скажу сразу: они тоже плохо верят в виновность Игоря, которого хорошо знали.
Елена Петровна, на которую ее дочь была очень похожа, подтверждая слова Лекарского, кивнула. Ее бил озноб, и она постоянно куталась в теплую шаль.
Ее муж, моложавый, подтянутый, с виду удачливый бизнесмен, на протяжении всего разговора сидел опустив голову, уткнув лицо в ладони.
Только иногда он поднимал на меня глаза, чтобы ответить – негромко и монотонно.
– Я бы никогда не подумала, что Игорь на это способен, – сказала Елена Петровна. – Он бывал у нас, они с Олечкой постоянно занимались, она помогала ему по математике...
Она говорила заученно, похоже, повторяла это уже не в первый раз.
Аркадий Валерьянович глядел на нее с одобрением, как если бы она произносила то, о чем они договорились заранее.
– Погиб прежний адвокат Игоря. Вы об этом знаете? – с тревогой спросила меня Елена Петровна.
– Знаю, – ответил я. – Но пока не вижу для себя никакой угрозы, если вы это имеете в виду.
– Наверное, он обладал какой-то информацией, – осторожно произнес Лекарский, – которая могла бы пригодиться вам.
– Что вы можете сказать об охраннике Оли, который тоже исчез? – спросил я.
– Мне рекомендовали его в охранном агентстве, – сказал Лев Алексеевич.
– Вы туда позвонили? Вы сообщили им и следователю о том, что охранник Олег Григорьевич пропал, не вернулся вместе с вашей дочерью из школы?
– Да, следователь все записал. А в агентстве были обеспокоены. И сказали мне, что он не способен ни на что дурное... – ответил Лев Алексеевич.
Меня его слова вывели из себя.
– Странное дело, – сказал я, еле сдерживаясь, – о ком ни спросишь, везде одни порядочные люди. Вам не кажется? Непонятно только, откуда берутся преступники.
Я заметил усмешку Аркадия Валерьяновича. Наверняка он отметил про себя, что во мне заговорил все тот же сыскарь, который подозревает всех вокруг себя, хотя как адвокат должен всех выгораживать.
– На меня Олег Григорьевич тоже произвел хорошее впечатление, – нарушила затянувшуюся паузу Елена Петровна. – Очень серьезный, обязательный, к Оле относился бережно... А сколько он сделал ей замечаний, если она что-то не так делала по своему легкомыслию. Помнишь? – повернулась она к мужу.
– Перестань... – поморщился тот. – Опять ты начинаешь. Речь не о наших впечатлениях. А о том, способен ли он в критическую минуту ее защитить, не поддаться угрозам или соблазну, если я правильно понял...
Все опять замолчали.
– Мне хотелось бы побольше узнать о вашей дочери, – сказал я, прерывая молчание. – Я могу посмотреть ее комнату?
– Конечно, – ответила Елена Петровна и поднялась из кресла. – Кстати, до вас никто этим не интересовался. Ни следователь, ни участковый.
Лекарский взглянул на часы и тоже поднялся со своего места.
– Прошу меня извинить, – сказал он. – Дела. Мне надо быть на правлении банка. Туда нельзя опаздывать... Если позволите, Елена Петровна, я хотел бы переговорить с Юрием Петровичем с глазу на глаз. Я заберу его у вас на несколько минут, которые мы проведем в Олиной комнате.
Мы прошли в комнату, где жила Оля, и Елена Петровна сама прикрыла за нами дверь.
– Наконец мы сможем поговорить, – сказал Лекарский.
Сейчас он не выглядел благодушным, скорее встревоженным.
– Давно пора, – сказал я, – но сначала несколько вопросов. Кто-нибудь сейчас ведет за нами слежку?
– Бахметьев вам безусловно верит, – ответил Аркадий Валерьянович. – Но сомневаюсь, что продолжает
