исключительно девяносто восьмой... – Женщина села за руль: – Ну что же вы стоите?
Александр плюхнулся на мягкое «анатомическое» сиденье, покрытое дорогущей полированной кожей. Когда Иванова завела сверхмощный двигатель, нажала на газ и стала выворачивать машину в направлении движения, Турецкому показалось, что она даже несколько приподнялась над землей, готовясь долбануть из находящейся сзади сдвоенной трубы огненными реактивными выхлопами и уйти в точку.
«Это и есть летающая тарелка!» – подумал Александр и мысленно перекрестился.
Обещание, данное Тане, нужно было выполнять, и Герман, напялив свою футболку, вышел в коридор и надел ботинки:
– Я готов!
– Подожди, я сейчас! – сказала Таня, подбежала к шкафу, быстро нарядилась в веселенький сарафанчик и метнулась к Редникову: – Одну минуточку... – Она схватила рожок для обуви и стала обувать туфли. – Тут за домом есть пустырь, пойдем туда и сожжем эти бумажки!
– Ага, – улыбнулся Герман. – Ну их действительно!
В этот момент зазвонил телефон. Таня сняла трубку:
– Алло... А, мама, привет... Да ничего, все нормально, а как у вас?... Ну и прекрасно... Что? Рецепт кулебяки? А разве он у меня?... Ах да, точно, я же его у тебя забирала... Только вот не помню, куда положила... Ну ничего, сейчас найду, подожди... – И, зажав трубку рукой, девушка сказала Редникову: – Милый, извини, тебе придется пойти одному... Это надолго. Рецепт целую страницу занимает, так что пока мама будет его переписывать, пока мы с ней еще кучу проблем обсудим... – Таня улыбнулась. – В общем, меньше часа я с ней еще ни разу не разговаривала... – Она посмотрела на папку, которую Герман держал в руках: – А мне так хочется, чтобы эти бумаги скорее сгорели и я наконец перестала волноваться... Так что иди один, быстренько сожги их и сразу возвращайся. Я буду тебя ждать! – И, чмокнув Редникова в щеку, девушка снова защебетала в трубку: – Мам, пока я буду искать кулебяку, ты найди мне, пожалуйста, рецепт земляничного торта... Нет, не песочного, а бисквитного... Нет, не с джемом, а с масленым кремом...
Герман открыл дверь и вышел из квартиры.
...– Сергей Федорович, царствие ему небесное, был просто-таки расчудесным жильцом! – рассказывал управдом Попкову и Грачеву, которые, стоя в коридоре, ожидали эксперта-криминалиста. – Ни разу ни за свет, ни за газ не задолжал, пьянок-гулянок не устраивал, хотя и холостяком жил, ни с кем не скандалил... – тут Михалыч как-то замялся и продолжил: – Правда, справедливости ради, хочу сказать, что человеком он был довольно нелюдимым... Даже не здоровался никогда...
– Точно! – подтвердил сидящий в углу на корточках Пухов. – Ни разу «здрасте» от него не слышал. Я ему, бывало: «Добрый день, Сергей Федорович, как здоровьице?» А он пройдет мимо и даже не обернется, как будто не слышит. – Слесарь помолчал. – Ну да ничего, мы люди простые... Мы не в обиде...
– Да, – согласился управдом. – Главное, что за свет и за газ уплачивал...
На лестничной клетке послышались шаги, и в приоткрытую входную дверь просунулся торс милицейского прапорщика:
– Это вы, что ли, эксперта из ЭКУ вызывали?
– Да, – ответил Попков.
– Заходи, Карпуша! – сказал прапорщик, исчезая.
Дверь широко открылась, и в квартиру шагнул полный, краснолицый мужчина с большим черным чемоданом в руках.
– Капитан милиции Карп Чернов из ЭКУ на Петровке, 38, – представился он и, оглядывая пространство, спросил: – Ну чего у вас тут?
– Да вот... – Грачев махнул рукой. – Кто-то проник в квартиру... Все перевернул...
– Ясненько... – произнес криминалист и отправился в ближайшую к нему комнату, где был выпотрошен шкаф и опрокинуто несколько кресел. – Только скажите мне, что вы тут уже хватали! – крикнул он оттуда. – Чтобы я не зря время тратил!
– Да вроде ничего, – пожал плечами Попков. – Только во-он ту вазочку...
– И все?
– Все!
– Не могли побольше заляпать... – недовольно сказал Чернов. – Я ж теперь очумею всю квартиру осматривать... – Затем он поставил свой чемодан на пол и щелкнул замками.
Слесарь оживился:
– Мне страсть как интересно посмотреть, чего у эксперта в чемодане! – сказал он. – Я этого даже в кино ни разу не видал...
Карп открыл чемодан, и взорам присутствующих открылся большой набор инструментов и... большая пластиковая бутылка пива. Управдом удивленно хмыкнул, Грачев и Попков усмехнулись, а Пухов вдруг завистливо проговорил:
– Ух ты! Двухлитровая... А в мой такая не влезает... – И он с сожалением посмотрел на стоящий у своих ног плоский металлический ящичек с инструментами.
Криминалист Чернов между тем достал увесистый современный фотоаппарат и принялся делать снимки поваленной мебели.
– Слушай, капитан! – сказал ему Грачев. – Начни с туалета, а? Там на бачке след остался...
Карп послушно опустил камеру, взял свою криминалистическую «лабораторию» и, не закрывая, перенес ее в указанное старлеем место.
– Так-так... – произнес он, увидев след. – Это уже что-то... – Карп Чернов достал из криминалистического чемодана линейку, положил ее на бачок и несколько раз щелкнул вспыхивающим, как молния, фотоаппаратом. Затем, взяв в одну руку пинцет, в другую – пустой целлофановый пакетик, он принялся счищать частицы желтоватого грунта, которые, собственно, и составляли след. Закончив это дело, Карп положил пакетик в чемодан и, оглядев присутствующих, сказал:
– Все, господа следователи, составляйте протокол осмотра и изъятия вещдоков, а я пивка хлебну! А то у меня руки что-то трясутся после вчерашнего...
Герман вышел из подъезда и отправился на пустырь, который, по Таниным словам, должен был находиться за домом.
«Сожгу и забуду! – думал он, сжимая папку. – Черт с ними!»
Редников завернул за угол здания, и его взору открылось пустынное пространство величиной с футбольное поле, очевидно предназначенное для строительства нового дома.
«Вот здесь и спалю эти бумаги!» – сказал он себе и зашагал к самому центру площадки. Необходимости в этом не было: документы отлично сгорели бы и с краю, но парню почему-то хотелось, чтобы сам момент их уничтожения выглядел торжественно и даже ритуально.
«Жалко, что Таня не пошла... – пожалел Герман. – Мы бы встали рядом, как древние язычники на капище...»
Надо сказать, что Редников был склонным к мистицизму человеком. Несколько лет назад, решив встать на путь духовного самопознания, он начал активно поглощать эзотерическую литературу, что сослужило ему плохую службу. Еженедельно подвергаясь в результате прочитанного все новым влияниям, Герман начал метаться от религии к религии, как от отдела к отделу в хозяйственном магазине, – там взяв одно, тут второе, а во-он у того стеллажа третье, – какие-нибудь «трансцендентальные упражнения даосских монахов» хорошо прочищают карму, словно металлический ежик – забитую раковину. В результате в его голове образовалась такая каша, что Редников перестал отличать Будду от вуду, медитацию от левитации, а Алана Чумака от «другого чувака», как называл его отец часто мелькающего на телеэкране колдуна Юрия Лонго.
Вообще с родителями Герман жил достаточно дружно. Все вместе они обитали в Ново-Косино в уютной «двушке», где Редников занимал маленькую комнату и оборудованную им под тренажерный зал кладовку. Там на коврике стояла одна-единственная гиря, которую Герман, впрочем, так ни разу и не поднял, остыв к идее телесного совершенствования на следующий день после того, как отец-фрезеровщик, по его просьбе, обливаясь потом, притащил эту тяжеленную дуру из заводской комнаты здоровья. Герман тогда решил попробовать вес гири и, оторвав ее от пола на полсантиметра, пришел к выводу, что дух тренировать легче, нежели мышцы.
Добрая и заботливая мама согласилась с ним, а Редников-старший назидательно сказал:
