неприятной процедуры, – с тонкой иронией сказал Турецкий. – Протоколы, допросы... Это, увы, неизбежно. Но дело, как вы догадываетесь, весьма деликатного свойства. Спасибо хоть до журналистов еще не дошло, что вы приехали на встречу с депутатом. Представляете, какая красивая история? Скажу вам честно, мне опять придется работать с вами в связке. Так эффективнее. Пока пресса только муссирует наглость бандитов, работающих в непосредственной близости от Думы, а скоро может завопить, что мафия уже в Думе.
Они вернулись в тот самый бар на втором этаже, и Гордеев выпил еще пятьдесят граммов коньяку.
– Значит, вы желаете мне добра? – Гордеев поозирался, надеясь еще раз попробовать понять, за какой портьерой скрывался Турецкий тридцать минут назад.
– Все ищете момент истины? – догадался Александр Борисович. – Не по тому следу идете. Ну как вы думаете, чем я занимался все то время, пока вы выясняли отношения с самим собой?
– Искали Кобрина?
– Правильно. И не нашли. Не было Аркадия Самойловича сегодня на рабочем месте, и никто его не видел. А вы говорите – «дежурные слова». Пожалуй, я тоже приму коньячка – все же так дешево, просто грех отказываться. – Турецкий отправился к стойке. «Сочувствующая» девица вся засияла, когда к ней склонился следователь.
«Серцеед», – поймал себя на зависти Гордеев, рассматривая спортивную фигуру Турецкого.
– Итак, – Александр Борисович уже разворачивал шоколадку перед носом адвоката, – вы, как субъект следственного процесса, заключаете в себе комплекс противоречий. С одной стороны, вы – потерпевший. Значит, должны быть заинтересованы выложить все сведения, которыми владеете. Для пользы следствия, разумеется. С другой стороны, Гордеев Юрий Петрович – адвокат, сторона в судебном процессе, «совесть продажная». А тут, как я понимаю, речь идет о немалых деньгах.
– Поэтому «важняк» хочет предложить мне конфиденциальный разговор. По дружбе.
Это у них был такой своеобразный стеб – они разговаривали иногда друг с другом, как ужасно занудные юристы и страшно черствые чиновники. А вообще-то оба питали друг к другу самые теплые чувства.
– Не стоит утрировать, – Турецкий демонстративно выпил один. – Я просто подумал, что, так как Кобрин исчез, вы тем самым от некоторых моральных обязательств освобождаетесь, и в целях личной безопасности, опять же потому что вышеупомянутый страж народных интересов исчез, пожелаете доверительно, безо всяких формальностей сообщить несколько важных подробностей.
– Что вас интересует конкретно? – Гордеев высказал это не сразу, а лишь спустя пару минут, подождав, когда коньячное тепло по-матерински укутает тело.
– Кто назначил эту встречу?
– Я. Это, кстати, уже, видимо, записано спецслужбами. Позвонил Аркадию Самойловичу и попросил аудиенции.
– Сколько времени прошло между разговором и покушением в Думе?
– Так... Часов семь-восемь. Сейчас вы спросите, кто еще мог знать о том, что я еду к Кобрину? Отвечаю – не знаю. Уборщица мне попалась под лестницей, когда я собирался выходить из консультации. Ну, охранник у дверей. Может, гаишник. Правда, я на лобовом стекле не писал – еду к депутату Кобрину. Но вдруг он такой проницательный. Не знаю... – Гордеев нервно развел руками.
– Тогда самое важное – тема вашей несостоявшейся беседы с Кобриным?
– Ага... Вот мы и добрались до камня преткновения. Неужели вы считаете, что я могу пренебречь интересами клиента? И все ради сомнительных подозрений в виновности Кобрина? Вы меня недооценили, Александр Борисович, хотя мы не первый день знакомы.
– Хотелось бы поддержать ваш оптимизм, Юрий Петрович, но не получается. Презумпция невиновности – вещь хорошая. Но тогда ответьте мне, куда же делся Аркадий Самойлович? Депутатов такого ранга можно обвинять в чем угодно, только не в отсутствии пунктуальности. Кто же будет иметь дело с политиками, которые назначают встречу и тут же забывают об этом?
– Ваши аргументы неотразимы, но я защищаю честь и достоинство Кобрина перед обществом. Как же я могу предать огласке ту информацию, которую получил в качестве профессионального секрета? Поверьте, ваша логика в моих ценностях бессильна.
– Да нет еще никакой логики, Юрий Петрович. – Турецкий досадливо махнул рукой, словно стараясь урезонить непонятливого ребенка. – Хотелось, чтобы вы помогли ее восстановить. Какая может быть логика в исчезновении Кобрина? Если он подстроил покушение, зачем ему навлекать на себя ненужные подозрения. Логика...
– Может быть, сразу взять бутылку? – поинтересовался Гордеев, приподнимаясь со стула.
– Не стоит, – Турецкий заулыбался. – Рабочий день все-таки впереди. Мой телефон вы знаете. В случае чего – звоните. Помогу. И по дружбе, и из профессиональных соображений.
Прощальный воздушный поцелуй «настоящего полковника» запечатлелся в глазах «сочувствующей» девушки, теперь ее взор выражал неприкрытое сожаление по поводу ухода Турецкого. Гордеев торопливо вскочил и нагнал следователя уже на парадной лестнице под стекляшками люстры.
– Александр Борисович, вы простите, я просто не в духе.
– Было бы странно, если бы вы веселились, – покровительственно улыбнулся Турецкий.
Гордеев снова вернулся на балконный круг, присел на банкетку и приступил к выработке плана действий. Перво-наперво следовало все-таки разыскать Кобрина, хотя бы по телефону, во-вторых, черт возьми, прежний сильный Гордеев никогда не простил бы себе, что бесполезно пропадает целый день, а потому сегодняшние цели и задачи должны быть выполнены. В конце концов, адвокат Гордеев еще жив и даже здоров, и с утра он намеревался проверить финансовые документы Кобрина по строительству. А время адвоката Гордеева – золотое, вернее, долларовое, поэтому никакой однорукий или одноногий, или даже одноглазый бандит не смеет нарушать расписание адвоката Гордеева.
Глава 58
СПОКОЙНОЙ НОЧИ
На этот раз ручка на двери кабинета Кобрина приветливо выскользнула из защелки, пропуская Юрия Петровича внутрь уютной комнаты с образцовой европейской офисной мебелью и многочисленными горшками цветов на окне, компьютере, столе и даже на полу. За столом красила губы секретарша, напротив нее в кресле с чашкой кофе сидел помощник депутата Виноградов. Увидев на пороге Гордеева, Игорь Олегович растерялся – время близилось к обеду, когда чиновный люд приходит в состояние некоторой «расслабухи», и Игорь Олегович, вероятно, разрешил себе чуть-чуть приударить за хорошенькой секретаршей. Не следовало быть большим психологом, чтобы по поведению подчиненных определить – хозяина на месте не только нет, но и в ближайшее время не предполагается.
Виноградов своей ретивостью поспешил исправить оплошности любвеобильной натуры.
– Какими судьбами, Юрий Петрович? Не ожидали вас увидеть сегодня, не ожидали. Чай? Кофе?
Гордеев еще раз попытался уцепиться за ускользающий хвост надежды:
– А разве Аркадий Самойлович не предупреждал о моем приезде? Мы договорились с ним встретиться в два часа.
– Нет, – глаза Виноградова удивленно раскрылись, и чашка с остатками кофе опустилась в пудру секретарши. Легкое облачко «Кристиан Диора» взметнулось в воздух, и помощник депутата громко чихнул.
– Ой! Ну че это вы, Игорь Олегович? – кокетливо заверещала секретарша, полагая, что любовные игры все еще продолжаются, и не желая понимать, что Виноградов уже давно принял совсем иную – деловую стойку.
– Нет, – Игорь Олегович решительно отмежевался от подруги. – Сегодня сумасшедший день. День сплошных недоразумений. По-моему, Юрий Петрович, в нашей стране самым всенародным праздником может стать День недоразумений. Надо внести проект на рассмотрение в Думу. Приезжаю на работу, а у входа какая-то заварушка, здание оцеплено, кто-то в кого-то стрелял. Честно говоря, я не стал пробиваться с боями, плюнул на все и – в «Ростикс», кукурузу вареную кушать. Пусть недоразумениями питается тот, кто их заваривает, – Виноградов улыбнулся, оценив нечаянный каламбур.
Секретарша на всякий случай тоже заулыбалась, хотя ей не нравился гость, который так долго занимал внимание Игоря Олеговича, да и сам Игорь Олегович, слишком резко переметнувшийся на сторону случайного посетителя, не вызывал у нее больше положительных эмоций.
