возможной будущей войны, на подготовку к ней страны и ВС и на способы ее ведения'{209}. 'Доктрина отвечает на вопросы: считает ли государство войну приемлемой в качестве средства для реализации своей политики или отвергает ее; от кого исходит военная угроза и на кого можно рассчитывать... каковы характер и цели возможной войны, каковы задачи ВС...'{210}
Говоря о советской военной доктрине, ни один из названных Мельтюховым историков, в отличие от него, не вкладывает в это понятие столь ограниченный смысл. Поэтому его упрек в их адрес является несправедливым, так же как и противопоставление одних авторов другим{211}. И совсем уж вопиющими выглядят попытки взять себе (и Суворову) в союзники тех исследователей, кто говорит о 'наступательной направленности' доктрины, 'наступательном характере' подготовки войск и т.п., поскольку они имеют в виду совсем не то же самое, что М.И.Мельтюхов. Отметим, что единственным выводом по вопросу о характере советской военной доктрины в его диссертации является констатация 'определенного сдвига в оценках советской военной доктрины', произошедшего в отечественной историографии в первой половине 90-х гг. Суть этого сдвига, в трактовке М.И.Мельтюхова, заключается в отказе от термина 'оборонительный' при определении характера доктрины в пользу термина 'наступательный'{212}. Следует признать, что заслуга в осуществлении этого 'сдвига' должна быть полностью приписана В.Суворову и его эпигонам - прежде всего, самому М.И.Мельтюхову.
Так же не выдерживает критики предпринятая М.И.Мельтюховым попытка представить процесс советского военно-стратегического планирования как непрерывный и однородный по содержанию, всегда нацеленный на подготовку нападения на Германию. Начало этой подготовки исследователь в некоторых своих работах относит к октябрю 1940 года{213}, в других - к октябрю 1939-го{214}, что уже вызывает недоумение, тем более, что историк ни в том, ни в другом случае не сообщает, на каком основании даётся та или иная датировка. Ссылка при этом на книгу Д.А.Волкогонова 'Триумф и трагедия' не может внести ясность, поскольку, равным образом, непонятно, на основании каких документов начало работы над 'Соображениями...' отнёс к осени 1939 г. сам Д.А.Волкогонов: первый из называемых им (равно как и Мельтюховым) документов - 'Соображения...' от августа 1940 г.{215}
Описывая процесс военно - стратегического планирования как параллельный подобному в Германии, М.И.Мельтюхов представляет дело таким образом, будто все 'Соображения...', подготовленные Генштабом с осени 1940-го года, являются планами 'внезапного наступления' (= нападения) на Германию 'в подходящий момент'{216}. В мае - июне 1941 г., утверждает он, командование РККА вдруг стало опасаться, что Германия может нанести 'упреждающий удар', чем поставит советские войска в затруднительное положение. Поэтому Г.К.Жуков 14 июня обратился к И.В.Сталину с предложением немедленно открыть военные действия, напав на Германию только войсками приграничных округов и не дожидаясь полного сосредоточения войск Красной Армии{217}. Однако, сожалеет Мельтюхов, Сталин на это не решился. Это было 'единственным реальным шансом сорвать германское нападение. Конечно, тогда об этом известно не было, что вовсе не мешает тщательно рассмотреть этот вопрос в будущем', - заключает историк{218}.
В опубликованной в 2000 году книге 'Упущенный шанс Сталина' М.И.Мельтюхов несколько дополнил свою аргументацию. В частности, обратил внимание на тот факт, что в 'Соображениях...' наступление планировалось после окончательного сосредоточения войск, на что отводилось 20 дней, в течение которых войска приграничных округов должны были вести активные оборонительные действия{219}, и попытался истолковать его в соответствии со своей концепцией. Во-первых, 'Соображения...', считает Мельтюхов, демонстрируют 'отсутствие всякой связи действий Красной Армии с возможными действиями противника'. Во-вторых, немецкие войска в них 'обозначены термином 'сосредотачивающиеся', из чего, по его мнению, следует, что 'инициатива начала войны будет исходить полностью от советской стороны, которая первой начинает и заканчивает развертывание на театре военных действий'. И, наконец, 'неясно, зачем надо планировать наступательные операции, если войскам предстоит оборона от наступающего противника. Ведь никто не знает, как сложится ситуация на фронте в ходе оборонительной операции...'{220}
Аргументация М.И.Мельтюхова и других сторонников 'ледокольной' концепции большинством отечественных учёных была расценена как недостаточно убедительная. Прежде всего, было обращено внимание на неоправданное отождествление в работах названных авторов понятий 'наступление' и 'агрессия'. Так, например, А.Н. и Л.А.Мерцаловы подчеркнули, что в военной науке принято различать эти понятия. Ещё в начале ХIХ века крупнейшими европейскими военными теоретиками А.Жомини и К.Клаузевицем было показано, что характер войны определяется целями воюющих сторон, а не способами действий их армий. В справедливой и несправедливой, захватнической или освободительной войне армия может и наступать, и обороняться. А любой Генеральный штаб обязан разрабатывать всевозможные варианты ведения военных действий. В частности, К.Клаузевиц писал и о 'прекрасном использовании упреждения в готовности' как 'преимуществе наступления'. Так что наступательное - не значит агрессивное. 'Дело не в том, - пишут А.Н. и Л.А.Мерцаловы, - кто кого 'упредил', кто на кого 'напал', чьи войска на чьей территории. В 1944-1945 годы США 'напали' на Германию, а СССР - на Японию. Однако, их никто не считает агрессорами...'{221} '...Действия государств по отражению агрессии или по пресечению агрессии, даже если они являются наступательными (курсив мой - Ю.Н.), не могут рассматриваться как нарушение норм международного права', - пишут авторы 'Военной энциклопедии'{222}.
Отметим, что ни в одном из цитируемых М.И.Мельтюховым документов планирования нет указания на то, что Красная Армия 'начинает и заканчивает развертывание первой'. Более того, вариант 'Соображений...' от 15 мая отражает понимание советским руководством того факта, что Германия опережает Советский Союз в осуществлении сосредоточения и развёртывания. Поэтому утверждение Мельтюхова о том, что в документе от 15 мая 'неоднократно подчеркивается, что именно Красная Армия будет инициатором военных действий'{223} выглядит по меньшей мере странным.
Если не путать нанесение упреждающего агрессора удара, совершаемого в целях обороны, с наступлением в целях завоевания, то необходимо признать, что в майских 'Соображениях...' Генерального штаба невозможно увидеть план, который бы соответствовал 'агрессивным устремлениям' Советского руководства. Даже согласившись с тем, что этот план предполагал со стороны СССР первым открыть военные действия (что совсем не очевидно), увидеть в нём план агрессии невозможно. Из текста отчётливо видно, что советское командование исходило из признания угрозы со стороны Германии, оценивало её войска как изготовившиеся для нападения и свои действия рассматривало лишь как ответные. 'Для того, чтобы обеспечить себя от возможного внезапного удара противника, - цитируем текст майских 'Соображений', - прикрыть сосредоточение и развертывание наших войск и подготовку их к переходу в наступление, необходимо...' 'Предотвратить', 'упредить' - вот терминология, используемая авторами плана, который ставит перед советскими войсками ограниченные задачи: разгром основных группировок противника на территории Польши и Восточной Пруссии, а вовсе не завоевание Германии, что, как указывает Ю.А.Горьков, вполне укладывается в рамки фронтовой операции{224}.
Точно так же и другие аргументы, приводимые сторонниками суворовской 'версии', помимо ссылки на 'Соображения...' от 15 мая не могут служить доказательствами намерения СССР напасть на Германию летом 1941 г. Проведение ряда мероприятий подготовительного характера - призыв резервистов, переброска четырёх армий в приграничные округа - находит вполне логичное объяснение и в рамках традиционной концепции. В частности, такое объяснение дано ещё Г.К.Жуковым{225}. Когда же В.Д.Данилов и М.И.Мельтюхов, аппелируя к факту совпадения осуществлявшихся организационных мероприятий с предложениями Генштаба в майских 'Соображениях...', предлагают считать намерение Сталина осуществить нападение доказанным, они демонстрируют непонимание того, что строить доказательство на таком рассуждении безграмотно. '...Важно не наличие или отсутствие какого - либо документа, а реальные действия, предпринимаемые для осуществления тех или иных замыслов...', - утверждает М.И.Мельтюхов {226}. Очевидно, однако, что судить об интенции по предпринимаемым действиям можно только предположительно. В данном случае прежде всего надо доказать, что замыслы И.В.Сталина были именно такими, какими они представляются Данилову и Мельтюхову, и уже после этого только можно будет судить, соответствуют им предпринятые накануне войны действия или нет.
Следует отметить, что, несмотря на проведение мобилизационных мероприятий, 22 июня 1941 года группировка войск Юго - Западного фронта оказалась в два раза меньше, чем это планировалось майскими 'Соображениями': реальная численность войск КОВО составила 58 дивизий{227} против запланированных 122-х, авиационных полков - 43 против 91. М.А.Гареевым подсчитано, что для создания запланированных группировок требовалось 3 тысячи эшелонов, что было явно выше возможностей советской
