наступления, а не для обороны, и обусловлены тяжёлые поражения первого периода войны{181}.
Эта позиция была поддержана исследователем предвоенных пропагандистских материалов В.А.Невежиным. В своих работах историк старается показать, что в весной 1941 года в СССР 'полным ходом велась подготовка к 'справедливой, всесокрушающей наступательной войне'{182}, при этом понятие 'наступательной войны' рассматривается им как тождественное нападению - войне 'по инициативе СССР' 'с целью дальнейшего расширения 'границ социализма'{183}. Именно такое содержание вкладывали в него и В.И.Ленин, и И.В.Сталин, считает В.А.Невежин. Так его понимали и другие советские руководители того периода{184}. Такой подход позволил автору существенно расширить источниковую базу своих построений: теперь любой документ, в котором содержится упоминание 'наступления', 'наступательной войны', 'наступательной политики', 'наступательного образа действий' становится возможным рассматривать как свидетельство подготовки Советским Союзом нападения на Германию. Пропагандистские материалы весны - лета 1941 г., составленные в 'наступательном духе', оказываются, наряду с майскими 'Соображениями...', одним из краеугольных камней предлагаемой сторонниками взглядов Суворова системы 'доказательств'{185}.
Нежелание В.А.Невежина и М.И.Мельтюхова различать 'наступление' и 'нападение' приводит к искажению в их интерпретации сути той дискуссии, которая развернулась на страницах печатных изданий после публикации 'Ледокола' и выступления Й.Хоффмана. 'В ходе дискуссии, - пишет В.А.Невежин, - выявились две основные точки зрения. Одни исследователи считают, что Советский Союз готовился в 1941 г. к наступательным действиям против Германии. Другие, стремясь опровергнуть это, приводят аргументы в пользу оборонительного характера мероприятий накануне вооруженного столкновения с Гитлером'{186}. Попытка О.В.Вишлёва иначе сформулировать суть разногласий (применительно к истолкованию содержания сталинского выступления 5 мая 1941 г.), а именно: 'говорил или не говорил Сталин о своем намерении развязать войну против Германии?', - вызвала возражение В.А.Невежина, считающего более правильным говорить о 'намерении Сталина готовиться к наступательной войне', формулировка же О.В.Вишлёва была названа им 'не вполне корректной'{187}. Это, а также названия работ В.А.Невежина: 'Синдром наступательной войны', 'Идея наступательной войны...', 'Сталинский выбор 1941 г. - оборона или...', 'Собирался ли Сталин наступать в 1941 г.?', а также название сборника статей, автором и составителем которого он является - 'Готовил ли Сталин наступательную войну против Гитлера?'{188}, свидетельствуют либо о непонимании, либо о сознательном игнорировании разницы между наступлением как способом действий армии и наступательной войной как синонимом войны захватнической, агрессивной{189}.
Красноречивый пример такого непонимания представляют собой выпады Невежина в адрес Г.Городецкого, якобы в силу недостаточно хорошего владения русским языком неправомерно отождествляющего наступление и контрудар, а также А.Н. Л.А.Мерцаловых. 'Наступление' не значит 'оборона', - иронизирует над Г.Городецким В.А.Невежин{190}. В результате содержание позиции оппонентов Суворова предстает в карикатурном виде, поскольку никому из них не приходит в голову отрицать, что Красная Армия готовилась вести наступательные боевые действия, 'громить врага на его территории'{191}. Разногласия вызывает вопрос о том, собирался ли Сталин напасть на Германию, открыв первым военные действия. Очевидно, что когда отдельные исследователи используют выражение 'наступательная война', они имеют в виду способ действия вооружённых сил{192}, вопрос же о целях войны остается за скобками. В частности, из контекста соответствующего места книги Г.Городецкого{193} отчётливо видно, что израильский учёный, говоря о наступлении как о контрударе, исходит из содержания советской военной доктрины, предполагавшей переход в наступление как ответную меру в случае нападения агрессора{194}.
В пользу того, что пропагандисты 'ревизионистской' концепции сознательно идут на подмену понятий, используя термины 'наступление', 'наступательная война' как синонимы 'нападения', 'агрессии', свидетельствует попытка М.И.Мельтюхова пересмотреть определение советской военной доктрины как оборонительной.
В своих работах Мельтюхов, вслед за В.Суворовым и Й.Хоффманом{195}, подвергает сомнению справедливость определения советской военной доктрины как оборонительной, считая, что содержание советских военно-теоретических разработок 30-х гг. этому противоречит{196}. В частности, этой проблеме посвящены несколько страниц его диссертации{197}. Отмечая, что в советское время доктрина определялась как 'оборонительная по своему политическому характеру, а нацеленность армии на активные действия, тем не менее, исключала какие бы то ни было агрессивные намерения', М.И.Мельтюхов указывает, что 'до сих пор ...исследования советской военной доктрины ограничиваются, как правило, пересказом сложившейся официальной версии'. Недостатком рассмотрения этого вопроса в отечественной историографии, по мнению исследователя, является тот факт, что 'зачастую в военно-исторических трудах не указывается из чего именно состоит военная доктрина. Очень часто происходит смешение военно- научных взглядов различных военачальников по тем или иным проблемам с доктринальными взглядами, принятыми в стране и армии'{198}.
Содержание советской военной доктрины предвоенного периода Мельтюхов излагает по энциклопедии 'Великая Отечественная война' (М., 1985. С. 246-247) следующим образом: '...Решающим видом боевых действий считалось наступление, что отводило основную роль сухопутным войскам. Оборона считалась временным видом боевых действий, но не была отработана ни в теории, ни на практике'{199}. Называть имеющую такое содержание доктрину оборонительной Мельтюхов считает неправильным{200}. Однако в отечественной историографии, как он считает, даже в работах тех авторов, кто рассматривает этот вопрос 'под несколько иным углом', а именно подчёркивает подготовку Советским Союзом преимущественно 'наступательных действий войск', не делается необходимого, по его мнению, вывода - историки продолжают ошибочно именовать 'явно наступательную военную доктрину' оборонительной. 'При этом в стороне остается вопрос, почему явно наступательную военную доктрину в литературе упорно именуют 'оборонительной'? - вопрошает он{201}.
Защищая В.Суворова от упрёка в том, что он смешивает 'предумышленную агрессию с наступательным маневрированием'{202}, высказанного в его адрес Г.Городецким{203}, Мельтюхов подвергает сомнению правомерность использования терминов типа 'агрессивные устремления', считая, что они не имеют существенного содержания и призваны лишь подчёркивать 'хороший' или 'правильный' характер внешней политики. 'Политический характер военной доктрины, - пишет он, - вещь достаточно туманная'{204}.
Рассуждая таким образом, Мельтюхов показывает, что считает: характер доктрины определяется способом действия армии, и ничем иным. '...Военная доктрина и не может содержать агрессивных устремлений, поскольку в ней эти вопросы вообще не рассматриваются. ...Военная доктрина отражает вопросы подготовки Вооруженных Сил к войне, методов ее ведения'{205}. По сути, Мельтюхов в данном случае предлагает внести изменение в содержание понятия, отбросив как 'оценочные' элементы вроде 'целей войны', 'политического характера доктрины' и пр., ограничившись при определении её характера только способом действий вооружённых сил{206}.
С этой точки зрения историк пытается полемизировать и с критиками 'Ледокола'. Так, А.С.Орлов в одной из своих статей справедливо отмечает, что никакого противоречия между 'наступательной' пропагандой и 'оборонительным характером' военной доктрины нет. 'Советская военная доктрина, - пишет он, оборонительная по своему политическому характеру, то есть не содержит агрессивных устремлений, но в случае нападения на СССР извне Красная Армия будет вести наступательную войну до полного разгрома агрессора. Исходя из этого, все военное строительство, боевая и оперативная подготовка армии и флота были пронизаны идеей решительного наступления'{207}. Приводя эту цитату, Мельтюхов заявляет, что ему непонятно, почему тезис Суворова о подготовке СССР к агрессии против Европы под прикрытием 'лозунгов о мире и обороне' вызывает у А.С.Орлова возражения - ведь он утверждает то же самое!{208}
Очевидно, однако, что для А.С.Орлова не является тождественным наступление как вид тактических действий, предпринимаемых в целях обороны, и нападение в целях завоевания. Не надо быть специалистом в военном деле, чтобы понять безграмотность предложения использовать для характеристики военной доктрины только предполагаемый способ ведения военных действий: в ходе войны на разных её этапах армия может придерживаться, в зависимости от обстановки, и оборонительной тактики, и наступательной. Поэтому цели войны вовсе не оценочная характеристика, а существенная составляющая содержания военной доктрины. Обратимся к соответствующей статье 'Военной энциклопедии': 'Доктрина военная - принятая в государстве на данное [определенное] время система взглядов на сущность, цели, характер
