- Деловой!.. - язвительно кричала я. - Весь от мира сего!.. Денежки на фильм понадобились, а тут Бурелом-чик - какая прелесть! То-то Юрка говорит: 'Просто удивляюсь - еще ни одной бабы у Феникса не видел кряду трех дней!..'
Уже докричав фразу, я остановилась, как вкопанная, и огляделась. Народ, и вправду, клубился возле нас, заинтересованно наблюдая. Лев стоял красный от ярости, его куртка уже была на нем, а моя дубленка валялась на банкетке.
- Успокоилась?! - с ненавистью спросил он. - Вот и чудесно!.. Общий всем привет!.. - И дверь кафе за ним захлопнулась с ласковым и долгим звоном колокольчика...
Весь вечер, едва только оставалась без свидетелей, я принималась плакать. Ну, а уж дома, у себя в постели, дала слезам волю. Беззвучные рыдания сотрясали меня. Я не думала сейчас, кто прав, кто виноват - я проклинала себя! я ненавидела Леву! я оплакивала так бездарно провалившуюся любовь!.. 'Холодный, расчетливый, жестокий человек!.. Как только что-нибудь ему не по нраву - шапку в охапку - и пошел!.. А ты тут изводись!.. Реви в три ручья!.. Распоследняя букашка!.. И общий тебе привет!..' Из путаных и доставляющих боль размышлений рождалось твердое убеждение: 'Уж чего-чего, а бросать людей Лев Петрович Новицкий умеет. Это сколько же надо было бросить женщин до меня, чтобы дойти до такого убийственного совершенства в этом деле!..'
А потом, в потоке кровоточащих мыслемоций, прорывалось: 'Талантливая, блин!.. Умная, блин!.. Замуж вышла, блин!.. По любви!.. Истеричка, блин!..'
И еще, уже полнейшей и несусветнейшей чушью подумалось вдруг: 'Наверное, Бурелом специально его ко мне подослал!.. Тезку и по имени, и по отчеству!..' Эта чудовищная идиотская мысль меня перепугала: так в подозрительности и не заметишь, как окажешься на одной плоскости с шизофрениками!.. Но видеться-то он, определенно, с Буреломом виделся!.. И продался, потому что есть аргумент: 'дойная корова'... Изумительный аргумент!.. Подлый!..
Пару раз я вскакивала с постели и босиком по мягкому ковру накручивала молчаливые круги с закушенной от обиды губой...
Вот так замечательно я подготовилась к завтрашней решающей встрече с Буреломом, вот так еще раз 'спокойно' перед сном взвесила все 'за' и 'против'!.. А ведь собиралась же!.. Но спохватилась поздно - надо же поспать, хотя бы немного. Снотворное сделало свое дело, но и засыпая, я все еще всхлипывала. И успела еще подумать: 'А ведь из равновесия-то он меня вывел!..' Я подумала о Фениксе, но странно - увидела перед мысленным взором расплывающееся в предсонной темноте белесое лицо Бурелома. И почувствовала еще несильную, но все-таки боль в затылке - к чему бы?..
XIV
Утром отец накинулся на меня:
- Вчера не стал тебя ругать, но доработалась ты до полной белизны и прозрачности!
- Так до белизны или до прозрачности? УТОЧНИ, - попыталась я отшутиться.
- Маша, здоровьем не шутят!..
Я рассердилась: неужели нельзя оставить человека в покое, неужели непонятно, что иной раз назидания только расстраивают!.. И я огрызнулась:
- Так что ты предлагаешь: отказаться играть елки, вот сейчас, в разгар сезона?.. Или не ходить на работу?.. - произнести это умудрилась грубо, если не сказать - по-хамски грубо.
Отец ничего не ответил, только обиженно набычился, глядя в глубину кружки с чаем. И мне стало стыдно: в очередной раз отыгралась на родителях.
- Ладно, папа, прости! - сказала я. - Ты прав, я постараюсь прислушаться к твоему совету...
Отец посмотрел мне в глаза и молча кивнул. И столько любви увидела я в его взгляде, столько беспокойства за меня и столько понимания, что даже вздрогнула...
- Папа, я тебя очень люблю, - сказала я неожиданно.
Отец опешил: такие нежности не были приняты между нами. И мне показалось, что на глаза его навернулись слезы. Он ничего не ответил, только подошел ко мне и, как в детстве, погладил по голове. Как маленькую, когда я упала и расшибла колено.
Нет, Феникс не был похож на моего отца. Самоотверженная любовь никогда не станет его слабым местом!..
'Господи! - подумала я уже на бегу. - Как же мне с ним играть сейчас?! Он же дотрагиваться до меня будет!..' И от одной этой мысли меня передернуло. И я вся подобралась: меня предают во второй уже раз, а мне все хочется ответить на вечный женский вопрос, классически сформулированный: 'Мой милый, что тебе я сделала?!' 'Да ничего особенного, - подумала я сейчас, - просто создала лишнюю проблему. А нынешние мужчины предпочитают женщин, вроде Верки, - и красивых, и не имеющих проблем с совестью!..'
Какая-то слепая, взрывной силы обида подхватила меня. О муже, достойном доверия, размечталась!.. Никого еще я не хотела увидеть мертвым, но теперь именно это желание - чтобы Феникс исчез с лица Земли навсегда! кипело во мне... И сквозь это кипение я почувствовала вдруг, как сильно болит затылок. Эта боль и отвлекла меня и приглушила мою ненависть.
Выходя из автобуса, я приостановилась возле зеркальной витрины роскошного магазина и увидела там свое отражение, лицо свое, перечеркнутое злобой и от этого ставшее уже не моим лицом, и - опомнилась... Гнев и злость постепенно сменились во мне иронией, а отвратительные и позорные мысли сложились во фразу, которая окончательно меня отрезвила и даже заставила усмехнуться:
'Ее роман благополучно завершился смертью любовника!..'
Пожалуй, я уже была готова к встрече с Левой, я уже - хотя бы в общих чертах - понимала, как буду вести себя с ним... Тот самый 'другизм', который я осознала вроде бы так недавно, уже понадобился. И если именно об этой - осознанной жизненной силе - говорил мой Старик, обещая благотворное действие удара по затылку - спасибо моему Алмазному Благодетелю!..
'Разве может человек без подзатыльника понять, что на свете существует чувство собственного достоинства?!'
Эта мысль прозвучала во мне с несомненной горечью - и тут же недовольно откликнулся камень. 'Тебя не спросили!' - прикрикнула я, и он замолчал.
Когда мы с Анастасией Ивановной встретились в вестибюле, я могла уже успешно скрывать свое настроение. Анастасия Ивановна пришла с маленькой девочкой, чем-то отдаленно на нее похожей.
- Моя внучка, Мариночка. Дома мы называем ее Машей.
- Значит, тезки, - улыбнулась я.
- Бабушка Настя сказала, что вы будете Снегурочкой, да? - спросила меня девочка.
- Да, - подтвердила я.
- Это хорошо, - твердо сказала она в ответ.
- Чем же? - мне стало интересно.
- А вот у нас в садике есть девочка, у которой мама играет Бабу-Ягу, так она плакала...
- Баба-Яга?.. Плакала?..
- Нет, Кира, конечно.
- Ну, и зря она плакала. Можешь ей сказать, что на роль Бабы-Яги только самых-самых хороших артисток берут. А тех, что похуже, - тех на роль Снегурочек.
Марина недоверчиво на меня посмотрела: видно было, что мне она не поверила, но сомнение все-таки возникло...
Я торопилась за кулисы, поэтому разговора с Анастасией Ивановной не получилось. Я радовалась этому: ныть и жаловаться не хотелось.
За кулисами меня ждал сюрприз. Перед зеркалом приклеивал брови Деда Мороза наш когдатошний студент. Левы в гримерной не было. Юрка испытующе смотрел на меня.
- Удивлена? - с намеком на вопросительную интонацию спросил он.
- Скорее потрясена, - ответила я правду, и жгучий румянец стыда обжег меня изнутри. Однако щеки вопреки этому стали только чуть-чуть бледнее.
- Снова командировка, ёш твою!.. И снова тебя не предупредил?! И это любовь?! - вопросил Юра, как всегда ерничая.
- Да, кстати, - сказала Валентина, вклиниваясь в разговор, - ты с кем в вестибюле стояла? Неужели это Анастасия Ивановна?..
- Она самая, - ответила я, очень благодарная Вале за перемену темы.
- Анастасия Ивановна, библиотекарша? - спросил и Юра.
