и заселять десятки тысяч лет! Даже если перенести сюда всех людей на свете, предположить самый дикий прирост…
Морозов поинтересовался словно невзначай:
– Полагаете, прирост населения увеличится?
– Обязательно. Одним ребенком ограничиваются не по случаю занятости родителей, что бы там ни говорили брехливые демографы. Прокормить трудно! На каждого ребенка нужно еще одну зарплату… А здесь даже родителям не надо думать о хлебе.
Морозов смотрел на него с веселым интересом:
– Евшизий Владимирович, я вас не узнаю! Всегда такой точный, выбирающий слова… э-э… отточенные термины, семь раз отмеряющий, прежде чем притронуться к ножницам! Да вы ли это?
Енисеев ответил с неудовольствием:
– Ну… специалисты клянутся, что все репродуктивные функции сохранены.
– Евглюкий Владимирович, вы ведь ученый. Во всяком случае, были ученым, который верит только эксперименту.
Енисеев посмотрел на директора недоверчиво, то ли он понимает под экспериментом, что понимает и он, на всякий случай напомнил:
– На Станции одни мужчины.
– А Фетисова?
– Ах да, Фетисова…
Морозов понимающе засмеялся, глядя на обескураженного мирмеколога. Фетисова настолько преуспела в непонятном стремлении быть мужчиной и лучше мужчин, что не только этот доктор наук забыл о ее принадлежности к иному полу. Многие забывают…
«Таргитай» несло над зарослями рододендрона и соснового стланца, над ковром бессмертников и хрустальных трав, над красочными лишаями на глыбах морены, над лесными ручейками, полянами, холмами, сухостоем и каменными осыпями. Даже Морозов видел, что для жизни годится любое место. Везде может разместиться целый город, целая страна…
Неслышно поднялась к ним Саша, отрапортовала:
– Капитан, мы готовы продолжать полет всю ночь!
– Намек понял, – ответил Морозов. – Евфаксий Владимирович, вы планировали вторую посадку сделать сегодня? Для ночлега?
– Из графика не выбиваемся, – сказал Енисеев, он украдкой рассматривал Сашу, – так что можем и сегодня. Командуйте посадку.
– А куда именно?
– Просто вниз. Мы ведь проверяем выживаемость?
– Евкивий Владимирович, давайте без ухарства. А то я смотрю, вы уже перещеголяли кое в чем наших бравых десантников… Вон Саша как на вас смотрит…
Саша фыркнула негодующе. Енисеев поспешно отвел глаза в сторону:
– Мы даже в реке не утонем, если в нее попадем.
Морозов сам уменьшил огонь в горелке. Он любил управлять подачей пропана, чувствуется мощь, а руководитель сам должен держать руку на рычаге. Двигатель гудел, взревывал, а этих звуков так недоставало еще с той поры, как из кабины стратосферного истребителя Морозов пересел в директорское кресло.
Шар начал терять высоту. Верхушки мегадеревьев поднимались навстречу, проносились под гондолой, вырастая и вырастая, наконец зеленая гора пошла слева на уровне «Таргитая». Впереди поднимался новый зеленый кряж, уже различались отдельные иголки, каждая с бревно, однако Морозов сделал маневр, шар подпрыгнул, гора проплыла внизу, затем гондола резко пошла вниз.
«Таргитай» летел в странном мире, где справа и слева на космических расстояниях высились темно- коричневые колонны, рядом с которыми Останкинская телебашня была бы камышинкой. Зелень осталась далеко вверху, здесь только колонны, что вырастали из серого тумана, длились и длились, пока не исчезали в зеленом тумане, в котором уже и не угадывались ветки.
Они снижались быстро, воздушный поток нес их между колоннами. Ближе к земле колонны становились толще, необъятнее.
Однажды шар прошел совсем близко возле одной, это было вставшее на ребро горное плато с обязательными ущельями, разломами, холмами…
Наконец из серого тумана внизу опять выступила зелень, ветки. Пошли мегакустарники. Их «Таргитай» миновал быстро, дальше замелькали этажом ниже разноцветные узорные листья папоротника, еще ниже – травы помельче, победнее…
Гондола чиркнула днищем. Над ухом Енисеева гулко хлопнуло, прозвенел вопль: «В яблочко!» Резко дернулся пол. Гондола несколько раз перевернулась, замерла на привязи. В Большом Мире все было бы всмятку, здесь же как ни в чем не бывало все прилипли к иллюминаторам. Наконец Енисеев на правах эксперта распахнул люк.
Они находились в исполинском мегалесе. Далеко смутно виднелись серо-коричневые стены мегадеревьев, что уходили в небо, между кустов рос и настоящий лес: будяки, чертополох, молочай, одуванчики…
– Выгружайтесь, – велел Енисеев, ощущая непривычный подъем. – Бросок во-о-он к той Останкинской телебашне.
