Мрак хотел поджечь хижину. Мол, как знак, что не вернется, но Гонта перехватил руку с пылающей головней:
– Не надо. Подумай о дровосеках, случайных путниках…
– Я знаю, кого ты так называешь, – ответил Мрак, но головню бросил обратно в костер, залил водой.
– Я говорю то, – обиделся Гонта, – что говорю!
– Ты свои воровские хижины не сжег, – сказал Мрак насмешливо. – Верно?.. Надо будет капнуть Медее.
Отдохнувшие кони шли весело, бодро. За десяток верст до города Ховрах вырвался вперед, гикнул, помчался лихим наметом. Мрак посмотрел вслед, покосился на Светлану:
– Торжественную встречу устроит!
Светлана мило улыбнулась:
– Разве это так важно? Я за мужем как нитка за иголкой.
Гонта все еще посматривал на них удивленно. Царская дочь безмятежна и невозмутима. На губах приветливая улыбка, лицо спокойное, умиротворенное. Так же держалась во дворце, так же в хижине дровосека. Сейчас сидит на коне с тем же спокойным выражением лица. Как будто ее жизнь не меняется так круто, что голова кружится!
Кони взбежали на пригорок, Гонта захохотал. Распахнулся вид на стольный град, где из распахнутых ворот, давя друг друга, выливались разноцветные толпы. Пугая людей, на рысях выехали всадники, перешли в галоп.
Был пир, шумный и бестолковый, Мрак поднимал турий рог, принимал поздравления, кланялся, а когда показалось удобным встать из-за стола, вышел, пробрался в комнату Ховраха. Из-за двери иногда слышались пьяные вопли, удалые крики, песни, нестройные пляски.
Он с наслаждением ощутил, как обострились его чувства, мир запахов стал реальным, и Мрак увидел зримо и отчетливо, что творится за дверью, в длинном коридоре и даже поверхом ниже, где запахи стояли, как вода в болоте, тяжелые и недвижимые.
Чувствуя себя увереннее на четырех лапах, он скользнул в тайный ход и помчался длинными прыжками. Мышцы обрели прежнюю звериную мощь, он чувствовал, как под шкурой переливается ярая сила. Нужды не было перекидываться вот так в волка, он не сразу понял, зачем это сделал, а когда понял, распахнул пасть в беззвучной волчьей усмешке.
Во дворце все чересчур мертвенно, душно, лживо, а здесь как бы сбрасываешь с человечьей личиной и человечью ложь, притворство. Не потому ли и Гонта ушел в разбойники? Кто отводит душу, бегая по подземным ходам, кто в темном лесу грабит торговцев!
Внезапно по телу прошла щемяще сладкая волна. Мрак замедлил бег еще до того, как понял причину. Ноздри раздулись, затрепетали. Он припал к едва заметной щели, каменные глыбы почти слиплись, но аромат ее кожи, ее волос проникал, казалось, даже через толщу камня.
Мрак некоторое время стоял, закрыв глаза, осязал ее запахи. А затем услышал мужской голос, в котором узнал сладкоголосого певца. Он хотел уйти – не по-мужски слушать разговоры своей невесты, почти уже жены, вообще подслушивать нехорошо, но Иваш в этот момент как раз спросил:
– А как же наша любовь?
И ее негромкий голос:
– Ты же знаешь… Я люблю тебя, но Мрак так много сделал для тцарства, для мира… и для меня, что просто подло ничего не дать взамен!
– И ты решила пожертвовать собой?
– Если он ничего другого не приемлет? Разве я однажды не пошла жертвой богу войны, только бы жила моя страна? Так и теперь…
– Но сейчас нет такой нужды. Волк исчез, противники разогнаны, твой дядя снова правит уверенно.
– А как я должна себя чувствовать? Мы обманом использовали героя, затем выгоняем? Это подло. И к тому же любое тцарство, где вотцаряется несправедливость, быстро рушится.
Его голос был полон боли:
– Моя любимая…
Она живо запротестовала:
– Этот Мрак лишь внешне дик, а сердцем добр. Ты видел, как он носится с толстой безобразной жабой? Я стану ему верной и послушной женой. Буду исполнять все его желания, он ничего не заметит.
Она что-то говорила еще, но черное облако опустилось на Мрака. В голове послышался звон. Он ощутил слабость, лапы дрогнули, брюхо оказалось на полу. Морда уперлась в грубо отесанную стену.
Он был прав, когда в черной тоске ехал из города, держа направление на северо-запад, где был его Лес. И где еще оставались невры… Возможно, остались. Он всегда хотел умереть в дороге.
Она поступила благородно, принося себя в жертву, но богат тот, кто дает, а не тот, кто берет… Она дала себя, а он принял. Но если в первый раз принял по невежеству, то теперь знает страшную и отвратительную правду!
В каморку Ховраха пролез, почти не помня себя. Перед глазами было черно. Больше всего на свете хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами сейчас, когда еще снег выпадет! И чтобы поглотила его без остатка.
В малом зале пир был в разгаре. Пьяные гости пели, орали, хвастались и дрались, иные уже сползли под столы. Отроки вносили блюда беспрерывно, в зале стоял тяжелый дух жареного мяса, пота, ароматных смол
