вздрогнули, прогремел рык, за ним прозвучал низкий тоскливый вой, в котором было мало звериного, словно выла сама ночь, вырвавшаяся из преисподней.
– Навьи, – сказал кто-то.
Следом за спиной Мрака раздался самодовольный голос Ховраха:
– Дурень ты. Какие же это навьи? Навьи только клювом щелкают.
– Гм… А что ж там окромя мертвяков?
– Нежить, – объяснил Ховрах поблажливо. – Ни себе, ни людям. Их закопали без крады, вот и пакостят, злобятся на всех.
– Да уж, – пробормотал третий голос, явно молодого воина, – но как же краду, если в живых остается двое-трое, а все поле усеяно трупами? Надо бы как-то снисхождение иметь…
– Да боги рази понимают? Им свое отдай. А как – не их дело. И слушать не хотят про временные трудности.
К досаде Мрака и тихой радости остальных, луна наконец уползла за тучу. А та нагло разрасталась, глотая звезды, и надежды, что луна выберется до утра, не осталось. А в полной тьме ехать – себе на погибель.
Костер сделали скудный, во тьме собирать ветки трудно, наскоро поужинали и тут же улеглись, обошлись даже без обычных ленивых разговоров у костра.
На рассвете, когда люди поднимались, продрогшие от утреннего холода, Мрак обратил внимание на очень серьезный вид Ховраха. Был тот задумчив, а когда все выехали на дорогу, объяснил торжественно:
– Было мне видение… Поднялась из глубин земли огромная фигура в белом. Седые волосы лежат на плечах, глаза блещут как звезды, а на челе его высоком печать великой мудрости и знания. Посмотрел так скорбно на меня и рек: «Ховрах, ты едешь в логово зверя. Там все смердит, как в норе хорька… Смотри же, сукин сын, не осрами! Надери ему задницу».
– Так и сказал? – спросил Любоцвет недоверчиво.
– Слово в слово, – поклялся Ховрах. – Это ж наш воинский бог! Он и говорит по-мужски.
Холодное осеннее солнце зябко поднялось из-за края темной земли. Маленькое, съежившееся, оно сонно смотрело на мир, который уже заждался прихода зимы с ее метелями и толстым покрывалом снега.
Кречет завел долгий спор с Гонтой о кордоне между Куявией и Артанией, он знал много, но Гонта теперь сам держал свою дружину на кордоне, сталкивался с артанцами и в схватках, и в торге, знал их доводы, потому возражал умело, рассказывал и то, чего Кречету и не снилось. Привлеченные громкими голосами, к ним подъехали Любоцвет и Ховрах. У Любоцвета уши вытянулись от любопытства, глаза горели возбуждением. За прошлый день и ночь он так много узнал!
А Ховрах пожал плечами:
– Все говорят, что раздоры начались из-за земель Гога. Так и в старых хрониках записано. И волхвы тому учат детишек… Но я-то жил в детинце, знаю правду.
Любоцвет подпрыгнул, едва не упал с коня. Голос сорвался на писк:
– Расскажи! Ой, расскажи…
– Да что рассказывать, – Ховрах опечаленно махнул рукой. – На самом деле все войны начинаются из- за баб. Жена тцаря Остапа тронулась на волховстве, все секрет вечной жизни искала… Тут стакнулась с Тарасом, братом Остапа. Тот тоже больше проводил времени с волхвами, чем в благородной охоте, травле зайцев или правлении тцарством. Люди начали шушукаться, а Остап вообразил, что жена ему изменяет… Однажды застал ее в башенке, где они голова к голове с Тарасом разбирали тайные значки на медных пластинках. Сдуру почудилось невесть что. Он ее разрубил мечом, а потом и на брата кинулся. Тарас едва унес ноги. Тут и началась вражда…
Любоцвет слушал с раскрытым ртом. Спросил, едва дыша:
– А Славия почему ввязалась?
– А тцар Славии Панас был добр и слаб. То одного жалко, то другого. Помогал тому, кто в этот момент кидался за помощью.
В глазах Любоцвета заблестела влага от великого сочувствия.
– Так вот из-за чего… Бедная женщина!
Лицо Ховраха омрачилось.
– И совершенно невинно пострадавшая.
– Да, – вздохнул Любоцвет.
– Уж мне-то известно, – сказал Ховрах с мрачной гордостью, – мне лучше всех известно, что с Тарасом они только разбирали тайные значки.
– Откуда известно? – спросил Любоцвет почти шепотом.
Кречет и Гонта вытянули шеи. Подъехали и другие воины, все прислушивались, толкали друг друга локтями.
– Потому что ее сердце принадлежало другому, – ответил Ховрах значительно. – Потому что душой и телом была с другим! Не с мужем, конечно… Как и ее сестра, жена Додона, ныне запертая в высокой башне.
Он пнул коня в бока и поехал вперед. Там одиноко маячил Мрак на большом черном коне. Любоцвет смотрел вслед, раскрыв рот. Во взгляде юного богатыря было великое почтение.
