Впереди людей Додона теперь дрался мрачный как туча воевода Рогдай. Седая борода слиплась от пота, он дышал тяжело, а от его богатырских замахов шарахались в стороны и свои.
Гонта с проклятием отбросил щит, Рогдай ему разбивает вдрызг уже третий, попробовал парировать удар топора воеводы мечом, едва не лишился головы. Остервенев, начал упорно теснить старика влево, тот сопротивлялся упорно, но Гонта обрушивал яростные удары сразу двумя мечами, и Рогдай невольно сдвигался, сдвигался…
И вдруг раздался мощный треск, звон. Рогдай вскрикнул, выронил меч. Страшная булава Гакона угодила ему в левое плечо, превратив в окровавленную глыбу, откуда торчали обломки бронзовых доспехов.
– Слава… – сумел проговорить Гакон, губы его были синие, он дышал как загнанный конь. – Еще один…
Рогдай упал на колени, в лице была боль, глаза застилало пеленой смерти. Но во взгляде, который обратил на Гонту, было прощение, и Гонта вдруг сообразил, что старый воевода все видел и понимал, сам заставил подвести под удар слепого богатыря, своего сверстника, от которого и пожелал принять смерть, и сейчас взглядом предостерегает, чтобы не говорил Гакону…
– Кто это… был? – спросил Гакон сипло.
– Да так, – ответил Гонта сдавленно, – просто воин…
– А показалось, что ударил по каменной глыбе… Видать, и среди молодых еще попадаются крепкие…
Рогдай повалился лицом вниз, руки раскинулись в стороны. Его воины с криками ярости – воеводу любили – нахлынули с новой силой и бешенством.
Бой был жестокий, Мрак задыхался от тесноты. Воздух был плотный, как вода, и горячий, как в бане. Грудь ходила ходуном, пытаясь ухватить свежий глоток, в голове стучала кровь, грозя разорвать кровяные жилы и вырваться на свободу.
– Маржель!!!
Он вздрогнул от страшного крика. Гакон выпрямился во весь свой гигантский рост: залитый кровью, в смятых и погнутых доспехах. Обе руки воздел к своду, в одной был меч, на локте другой болтался обломок щита.
Руцкарь, который с длинным копьем в руках давно уже выбирал момент, широко размахнулся и с чудовищной силой вогнал широкое лезвие в живот старого воина. Гакон выронил меч, ухватился за копье. Мгновение стоял, на Руцкаря смотрел сплошной шлем, затем могучие ладони ухватились за древко. Гакон что-то прошептал, внезапно с силой потянул копье на себя. Все прекратили схватку и с содроганием смотрели, как старый богатырь погружает копье в свое тело глубже, наконец острие прорвало доспех на спине и вылезло, отвратительно красное, дымящееся, роняя крупные черные капли.
Гакон уже легче рванул копье еще, насадил себя так, что оторопевший Руцкарь едва не ударился лицом в широкую грудь слепого. Красавец воевода не успел выронить копье, а Гакон ухватил его за плечи. Раздался треск дерева, копье обломилось. Все услышали хруст костей, скрежет доспеха, хрип и предсмертный стон.
Смятый, как мешок с сеном, Руцкарь упал к ногам Гакона, а огромные руки вскинулись к своду снова, и предсмертный крик потряс стены дворца:
– Маржель! Я иду к тебе!!!
Он рухнул как скала. Стены вздрогнули, а кровь с пола брызнула на стены. Мрак дышал тяжело, пот заливал глаза. Воины напротив тоже переводили дух. Страшная гибель Руцкаря, богатыря-поединщика, которого под прозвищем Боевого Сокола знали по многим битвам, ошеломила и самых отважных. Мрак сквозь кровавую завесу в глазах видел, как противник пятится, прижимается к стене, норовит спиной нащупать спасительную дверь.
Затем за их спинами раздался злой зычный голос. Стена из щитов, между которыми блестели копья и мечи, обреченно двинулась на Мрака. Мрак с усилием поднял секиру. Мокрая от крови рукоять скользила в ладонях. Только бы удержать еще чуть-чуть, мужчина должен уходить с оружием в руках…
Вдруг воины остановились, кто-то вскрикнул дурным голосом. Глаза их были устремлены за спину Мрака. Тот, опасаясь хитрости, коротко оглянулся.
Залитый кровью Ховрах шевелился. Раны на его теле затянулись. Он поднялся, цепляясь за стену, еще неуверенный в движениях, но с каждым мгновением приходя в себя. Тут же нагнулся, подхватил булаву.
Когда он выпрямился, Мрак тоже вздрогнул. Глаза Ховраха стали ясными, с трагическим весельем. В его осанке появились достоинство и гордость.
– Последний пир? – сказал он хрипло. – Да, теперь уж последний.
Голос был прежний, но по тому, как ставил слова, стало ясно, что Ховрах восстал высокорожденным. Булаву, оружие богатырей-простолюдинов, тут же отбросил, снял с трупа Руцкаря меч, более приличествующий людям высокого рождения. И по тому, как держал, было видно, что знает, что с ним делать.
– Благородный Мрак, – сказал он звучно, – судьба позволила мне умереть рядом с тобой. Благодарю богов!
Он поцеловал рукоять меча, красивым жестом приложил лезвие ко лбу. Воины в страхе наблюдали, как он подошел к Мраку, стал с ним спина к спине. Они знали Ховраха как облупленного, но сейчас каждое движение старого пропойцы было исполнено княжеского благородства и достоинства.
Воины заколебались, но Ховрах сделал приглашающий жест. В нем было странное нетерпение, и ратники послушно нахлынули снова. Мрак, уже переведя дыхание, взревел и мощно ударил по дуге слева направо на уровне пояса. Дуга была широка, он слышал за спиной веселый голос Ховраха или того, кто теперь жил в его теле. Там звенел металл, слышались крики боли, страха. Прыгая через трупы, ратники ошалело лезли прямо под удары. Они словно потеряли головы от запаха крови, диких криков, леденящего звона клинков о щиты.
И снова отхлынули, оставив трупы и не смея даже подобрать раненых. Ховрах высокомерно скалил
