зубы. Глаза его сверкали. В задних рядах воинов послышались злобные крики:
– Где Кажан?
– Кажана сюда!
– Ховрах всегда говорил, что встанет, чтобы прибить того…
– Ага, я сам слышал! А если кто сзади, то вовсе из преисподней явится, но найдет гада…
– И нас утащит заодно!
– Ховрах всех сгребет, с ним лучше не шутить…
Мрак, пользуясь передышкой, оставил секиру и снова выкидывал трупы в окно. Гонта уже швырял в другое, кричал вниз во двор, чтобы не отдыхали, им таскать не перетаскать. Если устали, пусть смену зовут, а работы еще будет.
А за дверьми нарастали крики. Разъяренные воины приволокли Кажана. Он орал и визжал в ужасе, но ему сунули в руки меч и щит, вытолкнули в кровавую палату. Глаза Кажана были вытаращены от ужаса. Ховрах растянул губы в зловещей улыбке. Кажан рухнул на колени, завопил отчаянно:
– Пощади!.. Все, что хошь!..
– Что? – спросил Ховрах спокойно.
Он подошел ближе и вскинул меч. Кажан закрыл глаза, втянул голову в плечи. Щеки тряслись, он пожелтел, затем стал почему-то синий.
– Все отдам!.. А у меня много… Больше, чем в казне!
– Почему?
– Сознаюсь, украл…
Меч описал короткую дугу. Глухой удар, хруст, хлюпанье, и тело Кажана развалилось на две половинки. Кончик меча высек искру в каменной плите, но тяжелая кровь, к которой добавилась гадкая кровь постельничего, сразу же сомкнулась, темная и вязкая.
Вздох облегчения пронесся по рядам воинов. Теперь на Ховраха двинулись, выставив копья и закрываясь щитами, еще со страхом, но уже без прежнего ужаса перед преисподней. Он свою клятву исполнил. Убил того, кто ударил в спину. Теперь он такой же смертный, как и они.
Гонта и Любоцвет ринулись было на помощь. Мрак ухватил за плечи:
– Стойте!.. Он сам так хотел.
– Мрак, разве он восстал, чтобы сразу сгинуть? – начал было Гонта возбужденно, но увидел серьезные глаза Мрака, обмяк. – Ладно, ты что-то знаешь больше.
Ховрах сражался мощно и красиво, но в другой манере. В нем вдруг пробудилось умение высокорожденного рубиться хладнокровно и в презрительном молчании чувствовать, кто перед ним, а кто пытается зайти со спины. Он сражался сразу против пятерых, закрывая проход в палату, и те не могли его оттеснить, чтобы зайти с боков.
Мрак сделал несколько быстрых вдохов, пелена перед глазами рассеялась. Измученное тело, тяжелое как скала, быстро оживало.
– Эй! – крикнул он. – Довольно! Теперь наша очередь.
Ховрах ответил между ударами меча:
– Ра… но.
– Отступай! – крикнул и Гонта.
Его лицо было серым, он жадно хватал воздух широко раскрытым ртом. Грудь вздымалась бурно, в груди хрипело. Ховрах только презрительно засмеялся, но Мрак видел, как движения его становятся все замедленнее. Из-за спин воинов в него метали ножи, топоры. Ховрах вздрагивал от ударов, вскидывал щит, точно и сильно бил в ответ, но из погнутых доспехов уже побежали струйки. Он умолк, бился сосредоточенно, содрогался от ударов боевых молотов и двуручных топоров, но сдвинулся назад лишь на полшага.
– Надо помочь, – прохрипел Гонта. – Кто бы подумал, что Ховрах…
– Никто не думал, – прошептал Мрак. – Но сейчас его не тронь.
Любоцвет вскрикнул жалобно:
– Он погибает, чтобы дать нам перевести дух!
– Всем стоять, – велел Мрак жестко. – Это его воля, не моя.
Гонта уже шагнул вперед, несмотря на запрет Мрака, как вдруг Ховрах пошатнулся, отступил, медленно повернулся – из груди торчали рукояти трех узких мечей, слабо улыбнулся немеющими губами и рухнул на бок.
Воины, не веря себе, остановились, не решаясь переступить через павшего, а Гонта страшно крикнул и ринулся навстречу. Натиск его был так страшен, что в мгновение ока оттеснил всех к двери, разрубил последнего наискось до пояса, только тогда подоспели Мрак и Любоцвет.
Гонта повернул к ним залитое потом лицо:
– Опоздал Ховрах.
– Что? – не понял Мрак.
– К обеду, говорю… Завтра только поест.
