силу этого человека. Капюшон скрывал лицо незнакомца, но когда свет упал на широкий подбородок с косым шрамом, Аспард тихонько вскрикнул:
– Геонтий?.. А он как здесь…
– Я позвал, – объяснил Мрак. – Аспард, давай дуй на выход, у тебя что-то охрана разболталась. Да и вообще, ты все еще не сообщил, кто бревно скинул мне на голову. У меня до сих пор шишка на темени.
Аспард отступил, глаза неверяще смотрели на Геонтия:
– Ваше Величество… Я не могу оставить вас с этим… этим! Он все еще того, может выкинуть всякое!
Мрак рыкнул:
– Ты что, думешь, что я с ним не справлюсь?.. Это оскорбление, Аспард. Иди-иди. Мне нужно потолковать про одно дело. А если и ты будет слышать, я не буду знать, кто из вас проболтался.
Аспард повесил голову, удалился. Мрак сделал жест, странник вошел в его покои, огляделся с подозрением. Мрак благодушно махнул рукой:
– Скидывай эту хламиду. Вон на столе еда, вино… Жри в три горла, а я пока тебе скажу, что надо делать.
Геонтий всего лишь отбросил капюшон, сел, но к еде и вину не притронулся. Его серые глаза внимательно следили за тцаром.
– Чем вызвана такая таинственность, Ваше Величество?
Мрак вскинул брови.
– А ты не знал?
– Нет, Ваше Величество.
– Ха, ты даешь… Ты ж заговорщик, не знаешь? Замышляешь на мой трон! На мою власть, понял?.. Удавить меня мечтаешь. Или зарезать, это я не выяснил, тут мнения расходятся. Один так говорит, другой эдак, а третий вообще глаза возводит, мыслит, значитца. Или не решил. Так что ты везде прибываешь… или пребываешь тайно. Щас ты встретился со своими злоумышленниками, выработал план, разделили, кому чем владеть, из-за чего не драться. Да ты ешь, ешь!..
Геонтий покачал головой:
– Что-то кусок в горло не лезет, Ваше Величество.
Мрак оглядел его с головы до ног:
– Да? А че ж такой толстый?.. И вот еще. Ты должен сюда перебросить не меньше чем тысяч пять хороших воинов.
Геонтий ответил с недоумением:
– Где я столько возьму?..
– Хорошо, – отступил Мрак. – Хотя бы три. Но – хороших. Которые не только на конях перед бабами. А вот еще, чуть не забыл!.. Их надо в Барбус тайно. Одень богомольцами, паломниками, странниками, купцами… Да ты ешь, ешь!..
– Спасибо, Ваше Величество, – ответил Геонтий совсем ровным голосом. – Что-то уж совсем перехотелось… И что мы будем делать?
Мрак удивился:
– Трон захватывать, что ж еще?.. Если кто и дознается, а такое скрыть будет трудно, слушки поползут, то всем все будет понятно… Я тебе расскажу, где разместить отряды… Да ты ешь, ешь!
– Спасибо, Ваше Величество, что-то горло уже давит. И что мои отряды будут там делать по вашему новому… стратегическому замыслу?
Мрак развел руками, ахнул:
– Ну ты даешь… Что за память у тебя дырявая? А кто жаловался, что для флота нету гребцов?.. Я тебе даю десять тысяч крепких здоровых мужиков, которых либо в петлю, либо на цепь и к веслам! А ты еще и нос воротишь?
Геонтий смотрел ошалело. Потом краска вернулась в бледное лицо, трясущимися руками схватил кусок мяса, с жадностью отправил в рот, запил великанским глотком вина и попросил с набитым ртом:
– Подробнее бы, Ваше Величество, подробнее… Мне ж звезды ничего на ушко не нашептывают!
После разговора с Геонтием надо бы лечь да заснуть, вдруг что умное приснится, но не смог одолеть соблазн: перекинулся волком, побегал по просторам спальни, выскользнул в тайный ход, через полчаса вышел на ночную улицу под звездное небо.
Город не спал. Он вообще никогда не спал, только под утро затихал чуть-чуть, но к этому времени вовсю работали булочники, скрипели вороты колодцев, по воздуху плыли запахи свежего хлеба, а слуги вплескивали ведра холодной воды на каменные плиты мостовой, смывали грязь и дорожную пыль.
Мрак двигался медленно, заглядывал в приглашающе раскрытые двери увеселительных заведений, вступал в разговор с запоздавшими гуляками – правитель должен знать, чем живет город.
На перекрестке улиц красиво и умело швырял ножи в воздух и ловил, не глядя, бродячий жонглер. Потом в воздухе замелькали булавы, тарелки, в конце выступления он жонглировал глиняными тарелками, сразу шестью штуками, настолько хрупкими, что щелчок ногтем мог бы их расколотить вдребезги. Жонглер настолько легко и красиво ловил, подбрасывал и ловил, что ночные зрители уже не только хлопали, но орали и свистели от восторга, а в шапку на земле монеты полетели, как листья с дерева, сорванные сильным ветром.
Поймав последнюю тарелку, он сложил их стопкой, поклонился и сказал громко и хвастливо:
