– Я, Нганасан Седьмой, сильнейший из жонглеров Троетцарствия!.. Никто не сможет сравниться со мной в моем искусстве!
Ему хлопали, орали, но из толпы кто-то крикнул ревниво:
– Подумаешь, Нганасан!.. А вот в Вантите, говорят, есть жонглер и получше…
Жонглер покраснел от гнева, надулся, как боевой петух, заорал яростно:
– Ложь!.. Все – ложь! Вот все эти монеты пусть заберет тот, кто сумеет повторить хотя бы половину того, что я сделал!
Мрак поморщился, это нечестно, здесь же нет жонглеров, сказал громко:
– Половину? Да я с закрытыми глазами сделаю то, что тебе не сделать и с открытыми.
Жонглер онемел от изумления. Рот его распахнулся, лицо налилось кровью, стало багровым, как свекла. Зрители затихли, смотрели с интересом. Кто-то начал протискиваться поближе, ожидая не то состязание, не то драку.
Жонглер с трудом выдавил из себя, задыхаясь от бешенства:
– Вот все эти деньги… твои! Если проделаешь хоть что-то с закрытыми глазами, чего я не могу сделать с открытыми!
Мрак обратился к собравшимся:
– Все слышали?
– Все! – закричали в толпе. – А ну-ка, покажи, что умеешь.
Мрак кивнул жонглеру:
– Ну как? Не передумал? Признайся, что похвастал, и тогда не быть тебе в дерьме. Да и монеты останутся…
– Приступай! – закричал жонглер яростно.
Мрак усмехнулся, зачерпнул из-под ног горсть песка, закрыл глаза и, запрокинув голову, сыпал песок, пока не заполнил глазные впадины. Постоял, стряхнул песок, открыл глаза и предложил фокуснику:
– Ну давай, повтори с открытыми глазами.
В полном молчании он выгреб монеты из шапки, повернулся и пошел, а шум и веселые вопли догнали, когда он уже поворачивал за угол.
Дорога вывела к крепостной стене. Ворота на ночь закрыты, но беспечная стража разбрелась по соседским бабам, а уличная стража сюда не заглядывает. Мрак подумал было распахнуть ворота во всю ширь, а завтра утром наказать нерадивых стражей, но махнул рукой. Был бы враг близко, здесь бы бдили. А на праздник Дня Соития ворота вообще будут распахнуты, десять тысяч головорезов войдут в город, спрятав ножи под одежду.
Он поднялся на стену, здесь тоже пусто. Над головой темное небо с множеством звезд, нестерпимо яркая луна светит неестественно ярко. Земля поделена этим странным светом на яркие клинья и на совершенно черные, где тень, похожие на провалы в бездну.
С востока показались крохотные волы. Мрак напряг зрение, волы двигались тяжело, широкие ремни охватывали их могучие груди. Они шли и шли, сразу по восемь в ряд, копыта с натугой били в землю, за первыми рядами в землю упирались еще и еще могучие животные, далеко вдаль тянутся рога и горбатые спины, он все не мог увидеть, что же они тащат, широкие ремни из толстой кожи натянулись, как струны, дрожат. К любому притронься лезвием ножа – сразу хлопнет, как пастушьим кнутом, оборвется, и наконец под лунным светом высветился вроде бы каменный блок.
Он прошел по крепостной стене в самый конец, чтобы ветер шел на него. Ноздри жадно раздувались, ловили и складывали запахи, лепили из них объемную красочную картину, даже цветную, что дивно в ночи, когда все кошки серы, но сейчас он видел целую сотню волов, что волокут по земле, вспарывая ее, как плугом, огромную каменную плиту. Массивную, широкую, а вот сейчас, когда лунный свет высветил бок, он рассмотрел на камне те самые фигурки древних богов, демонов и чудовищ, что видел тогда в горах, когда посещал драконник.
Нет, сказал себе трезво, не те самые. Немыслимо за эти дни приволочь эту плиту из такой дали. Она была где-то здесь. Кажется, он что-то о ней даже слышал. Она была здесь, спрятанная или даже, возможно, забытая на тысячи лет. Но вот кто-то нашел и сейчас что-то пытается с нею проделать.
В груди похолодело, он успел подумать, что давно уже так не трусил при виде непонятного, необъяснимого. Не трусил даже при виде распахнутой пасти дракона, при виде разгневанных колдунов, почти спокойно смотрел на богов, а с одним даже дрался, но сейчас в груди похолодело, а вдоль ребер словно проползла ледяная змейка.
Теперь видно, что по обе стороны плиты идут люди в темных одеждах. Капюшоны надвинуты на лица. Жрецы, наверняка жрецы. Боги меняются, но жрецы одеваются одинаково, да и ритуалы у них одинаковые. И сейчас наверняка эту плиту волокут в некое священное место. Для жертвоприношений, что понятно. Плиты бывают разные, но вот для жертвоприношений почему-то у всех одинаковые. Во всяком случае, у всех есть вот эта канавка для стока крови.
Он проследил путь, куда тянут волы, ахнул, а ледяная змейка превратилась в толстую змею и обхватила грудь. Там то место, где всегда ночь, где лунный свет уходит в землю без остатка. Мертвое Поле. Поле, что пропиталось кровью настолько, что жителей по ночам душат кошмары, а дети рождаются уродами.
Луна перешла на другую сторону неба, скоро рассвет, но теперь Мрак, протянув воображаемый путь плиты дальше, убедился, что ее в самом деле тащат на Мертвое Поле.
Волы двигались ровным экономным шагом, привычные таскать тяжести. Теперь он чувствовал всем телом, что Мертвое Поле… не мертвое. А если и мертвое, но все же в нем есть какая-то своя жизнь, не человеческая, не животная, но все же нечто смотрит из этого Мертвого Поля с яростью и неистовой злобой. И настолько мощной, что он не мог представить себе армию или вообще силу, что выдержала бы всплеск этой ярости.
