навсегда, то очень надолго, для них, может быть, и хорошо бы осесть на земле, как все, но для рода человеческого это будет потеря. Пусть народы идут разными путями! Они тоже ищут истину. А чем больше нас пойдет ее искать…
Он попытался предложить им золото, драгоценности, трудно ли натаскать для таких людей, но старейшины племени качали головами, благодарили, снова качали, да он и сам видел, что не примут ценности другого мира. Не из гордости, а просто куда ценнее выяснить, был ли пупок у первого человека, – у первой женщины, понятно, был, но стерся, – сколько же все-таки джиннов уместится на кончике волоска верблюда и сможет ли всемогущий Творец создать такой камень, который не в состоянии поднять?
– Спасибо, – сказал он с неловкостью. – Я возвращу вам долг так, как вы хотите. Я все понял!
Потом они видели, как этот человек, стоя на вершине золотого бархана, вскинул к небу руки, песок закружило, взвился страшный вихрь, здесь именуемый самумом, старики тут же заговорили, что все же пески дают приют злому духу, но самум унесся, забрав с собой весь бархан, а на его месте обнажилась голая земля, где тут же появилось и начало расплываться мокрое пятно.
– Если это злой дух, – сказал старейшина в затруднении, – то зачем ему было открывать новый родник?
Крупные красные, как алая заря, облака висят все на том же небе, яркие птицы в саду с золотыми яблоками верещат во все луженые глотки, в ушах трещит, по дорожкам, посыпанным золотым песком, прыгают заморские зверьки.
Деревья расступились, открылось ровное зеленое поле, а на той стороне высился блистающий дворец из белого камня, настолько чистый, что казался игрушкой, вытесанной из одного куска белоснежного мрамора.
Едва Олег вышел на поле – дорожки, странно, нет, – как от дворца понеслись всадники. В руках блеснули узкие длинные клинки. Олег не остановился, хотя сердце екнуло, а ноги стали ватными. Ни один не станет рубить безоружного одинокого человека раньше, чем узнает, кто он и зачем идет. А в его случае, как еще и попал в сад, куда комар не мог пролететь незамеченным… но все-таки ноги с каждым шагом тяжелее, а спина сама начинает горбиться, будто так нарастает черепаший панцирь.
Всадники, их пятеро, взяли его в кольцо. Двое держали в руках луки. Один вскричал гневно:
– Что за невежа осмелился…
Второй толкнул его под локоть, что-то горячо зашептал. Всадник смотрел вытаращенными глазами, потом поспешно спрыгнул и уже на земле поклонился:
– Прости, не признали друга нашего правителя… будущего правителя… князя Колоксая!
Олег сдержанно кивнул, не признаваться же, какое неслыханное облегчение ощутил, когда мечи опустились обратно в ножны. Похоже, Колоксай все еще не заменил местную стражу своими людьми, что удивительно.
– Ведите, – велел он коротко. И добавил: – Надеюсь, он в добром здравии.
Он чувствовал неслыханное облегчение. Оставляя Колоксая одного, шел на риск, ибо Миш явно не смирится с участью, захочет избавиться от непрошеного жениха и мужа. Будь он рядом, уберег бы, но оставив Колоксая одного…
И только смутное предчувствие, что Колоксай выживет, что свадьбе быть, заставило его пойти на сделку с царицей.
Старший дружинник сам подал своего коня, сам повел в поводу. Остальные почтительно держались по бокам и чуточку позади. Кони фыркали, настороженно прядали ушами, чувствуя некоторое напряжение. Даже стук копыт по дороге показался Олегу недобрым. Старший сказал услужливо:
– Князь велел, что буде ты, великий герой, объявишься в его краях, немедленно просить к нему, соскучился, дескать!
– Я пришел, – сообщил Олег. – Почему зовете царя князем?
Старший опасливо посмотрел на всадников, те смотрели вдаль и делали вид, что родились глухими.
– Он царь в своей стране, – ответил старший, приглушив голос. – Но здесь… пока что князь, да и то по милости нашей хозяйки. Подготовка к свадьбе закончена, завтра все свершится, вот тогда-то… возможно, он и будет зваться царем.
У Олега вырвалось невольно:
– Подготовка к свадьбе! Сколько же времени прошло?
Старший долго считал, смотрел в небо, морщил лоб, загибал пальцы, наконец сообщил с глубоким удовлетворением:
– Да уже неделя почти!
– Неделя, – повторил Олег потрясенно. Его тряхнуло, ибо за эти дни прожил целую жизнь. – Всего-то неделя?
Старший взглянул с недоумением:
– Неделя… Что-то стряслось?
Олег погладил встревоженного коня по шее, пробормотал:
– Да нет. Ничего особенного.
Если не считать, добавил про себя, что исколесил… правда, не на колесах, весь белый свет, двигал горами на севере, разрывал земную плоть на юге, был в сердце западных лесов, замерзал в краю вечных льдов! Если исколесил… э-э-э… искрылил, искрыластил гряду горных хребтов и бескрайнюю степь.
На стене блестели железные шапки двух стражей. Один крикнул хриплым от пьянства голосом, ворота без скрипа медленно и величаво растворились.
Прямоугольник входа показался темным на фоне яркого света там, во дворе, и когда кони проехали под
