не первый год, убиты все до единого. Появился наконец могучий витязь, освободил, перемог насильников, теперь все здесь его, они под его могучей дланью…
И здесь то же самое, мелькнуло в голове. Только помельче, попроще. Но везде идти бы вот так простеньким путем героя! Истреблять чудовищ и злобных злодеев, спасать принцесс, подыскивать себе осиротевшее королевство, а если наскучит искать, то можно захватить силой уже готовое, даже не возиться, создавая из ничего. Все равно будут славить его, а не прошлого правителя, ведь он будет самым справедливым… хоть строгим, но справедливым, будет карать и миловать по закону, а если и не по закону, то по справедливости…
Он развернул коня, далеко на околице редким частоколом торчит гребень замученного Змея. Бока раздуваются мерно, уже отдышался, но не взлетает, все еще под его незримой дланью.
Вперед протолкался старик с длинной седой бородой, вскричал слезно:
– Спаситель!.. Кормилец! Ты что ж покидаешь так? А пир в твою честь?.. У нас хоть и бедно, но все выставим на стол, ничего в подполах не утаим!.. А девок наших тебе на потеху?
Олег поморщился:
– Я ж не грабить явился.
– Да это не только для тебя, – объяснил старик поспешно. – У нас столько молодых мужиков погибло, столько детишек померло… И зима была суровой, весна голодной, а потом болезня злая половину села выкосила… От тебя же такое крепкое племя пойдет… вон ты какой!.. что мы оживем, оживем!
Второй сказал с надеждой:
– И рашкинцы притихнут…
Старик подхватил радостно:
– Да что рашкинцы, на сто верст все племена нас стороной обходить будут! А наши парни станут девок умыкать отовсюду, вот и взвеселится наша земля, расцветет, пойдет песнями!
Сдаваясь, Олег указал на околицу села:
– Там мой… э-э… мое… Словом, пару коров пригоните. Оголодал, пока летели.
Мужики со страхом косились на громаднейшего Змея. Один сказал просительно:
– Не сочти за обиду, но ты уж сам, ладно?.. Мы подгоним коров, а ты уж ему сам. Мы ж их только в небе видели да кобзари о них думы рассказывают. А вот так близко… У нас и так ноги трясутся.
– Выбирайте коров, – согласился Олег.
– Уж не обессудь, – повторил старик. – Слыханное ли дело, чтобы на Змее ездили, как на лошади! Скажи кому – засмеют. И кобзари петь не станут – не поверят. Так что мы коровенок подгоним к этому месту, а дальше у нас храбрых не отыщется, прости. Не витязи мы, халупники.
Глава 28
Ночь прошла в сладком угаре, но к утру он едва сдерживал злость, глядя на спелых девок, что приводили ему, как телок на случку к племенному бычку. Пугливые, покорные, они одинаково покорно раздевались, смотрели влажными добрыми глазами, теплые и сочные, вскрикивали, закусывали губы, улыбались сквозь слезы, а он с тоской смотрел на полоску рассвета, к счастью, не зима, ночи короче воробьиного носа… хотя сейчас уже так не кажется.
Разложив его на медвежьих шкурах, голые девки разминали ему плечи, спину, гоняли кровь по тяжелым группам мышц, в комнате пахло кисло-сладким, из соседней комнаты потек возбуждающий запах мяса. От усталости, даже не мышечной, а черт знает какой, что все вот так наперекосяк, что куда бы ни пошел, обязательно получает по ушам, всплыла трусливенькая мысль…
А что, если вот так и остаться? Все девки племени – его жены. По крайней мере, может отобрать себе лучших, а что поплоше – оставить другим парням. Правда, на всех не хватит, но можно организовать пару походов на соседей. Другим добыть, да и свое стадо пополнить свежатиной…
Мышцы затрещали от натуги, когда заставил себя подняться сперва на руках, потом воздеть себя на ноги. Другой Олег, тоже сильный, удерживал, говорил убеждающе, что против рожна не попрешь, сила солому ломит, один в поле не воин, плетью обуха не перешибешь, но он шагнул в сени, пинком распахнул дверь.
Свежий предутренний воздух ударил в лицо, грудь поспешно раздулась, спеша захватить, пока есть что хватать, ребра затрещали, но в голове сразу прояснилось. Уже не убеждая себя, что он выше того, кто мыслит тем, что ниже пояса, он сбежал по ступенькам во двор.
В слабом рассвете громадная туша выглядела холмом с широким частоколом. Ноздри уловили запах свежей крови. Под подошвами хрустнули кости. Голенища до колен промокли, не столько от росы, сколько от капель крови, повисшей на уцелевших стеблях.
Похоже, расхрабрившиеся от выпивки селяне скормили Змею не пару коров, а чуть ли не десяток, если судить по вздутому брюху чудовища. На Олега взглянул недовольный глаз размером с тарелку, снова затянулся пленкой. Олег попинал, стараясь бить по ноздрям – единственному месту без плотных чешуек.
Змей засопел и прикрыл морду лапой. Храп стал громче. Рассерженный Олег обеими руками отодвинул зеленую пятерню с перепонками между тремя пальцами, пнул каблуком в мягкий нос и сказал зло:
– Вставай, жаба. Или подождешь, когда прижгу огнем?
Воздух даже над облаками был сырым и холодным. Олег съежился, как ворона под дождем, крылья Змея хлопали мерно, неспешно, от сытости разогнаться не мог, да Олег и не торопил, мысли текли такие же серые и вялые, как неопрятные облака.
Какого черта ввязался в схватку степняков и земледельцев? Такое всюду, везде не поспеешь. А то, что гасил пожар здесь, отодвинуло от гашения всех пожаров разом по крайней мере еще на день. И эти сто тысяч пожаров, что вспыхнули за ночь, тысячи и тысячи убитых, искалеченных, ограбленных и уведенных в полон на потеху и надругание – тоже на его совести.
