– Из Леса, – повторил Беркут. – Да, в Лесу чего только не водится… Даже невры какие-то. Ладно, парень, убивать тебя не буду…
Олег дернулся:
– А что, меня надо было убивать?
Чародей удивился:
– А зачем еще Боровик тебя послал?.. Он знает, что я крут, зол, дураков не терплю, сразу в пыль, в жаб, за тридевять земель… Там уже немалая община собралась моими усилиями! Из слишком умных.
Олег пробормотал:
– А может, не надо было слишком умных…
Беркут раздраженно отмахнулся:
– Это они считают себя слишком умными! Я-то вижу, что каждый из них – пустое место. Это ты вон все твердишь, что дурак да неумеха, но я ж вижу, что собираешься перехитрить старика!
Олег вскрикнул:
– Я? Да и в мыслях такого… как вы можете!
– Верю-верю, – сказал чародей загадочно, и снова Олег не мог понять, верит в самом деле или просто успокаивает. – Ты еще прост, как лесной дрозд, а вот когда наволхвишься… Так чем же ты напугал старика? Вот он в самом деле старик, хотя на тридцать лет моложе меня!.. Трухлявый пень, ни к бабам, ни в драку, только свои книги да глиняные таблички, будто мудрость позади… дурак!.. а не впереди. Но чутье у него есть, есть!.. Хотя это не в похвалу, чутье и у зверья есть, а ум только у человека. Верно?
– Верно, – подтвердил Олег.
Беркут чем-то нравился, хотя грубостью и бесцеремонностью раздражал, а еще и тем, что вроде бы в любой миг мог стереть его с лица земли, как тлю, размазать по стенам.
– Чем ты его так напугал? – пробормотал Беркут задумчиво. – Ведь у него есть чутье, есть…
– Я напугал?
– А от кого ж он так спешил отделаться? Да и за собой чуял что-то непотребное, для тебя опасное… Давай говори!
– Что говорить?
– Что ты ему показал, сказал, пригрозил?
Колдун сопел, как лось перед боем, глаза налились кровью, только землю не рыл копытом. Голова сидела на плечах без всякой шеи, а теперь словно вовсе просела, и плечи угрожающе приподнялись.
Олег сжался в ком, предчувствуя неприятности, заговорил медленно, выталкивая слова с трудом. Те упирались и не шли, чувствовали его страх, но он говорил и говорил, с усилием одолевая темный ужас при мысли, что сделает с ним рассвирепевший колдун:
– Я хочу, чтобы колдуны… самые могучие колдуны объединились!
Тот спросил непонимающе:
– Во-первых, это немыслимо. Да и зачем?
– Для счастья людей, – сказал Олег. Внутри все сжалось в ком, как рыхлый снег безжалостная рука сминает в ледышку, грубо ломая узорчатые снежинки. Он видел растущую ухмылку колдуна, чувствовал себя дураком почище Таргитая, продолжил с упрямством отчаяния: – Пока что каждый строит свой собственный мир… упиваясь властью над каганами, царями и разными императорами, что наивно полагают владыками мира себя. Но, расширяясь, эти миры сталкиваются, начинаются войны колдунов, которые опять же считаются войнами народов или племен. И так из века в век, из колоды в колоду. Мир все таков же, каким его создал Род… или почти таков.
– И ты, – спросил чародей неверяще, – хочешь его переделать?
Олег наткнулся на его изумленный взгляд. Пахнуло холодком, подумал с отчаянием и раскаянием: в самом деле, кто я? Есть же более мудрые, более знающие… И тут же вспомнил Мрака с его злым объяснением всех нелепостей этого мира: умные да знающие читают умные книги да сопят в тряпочку, а миром правят просто наглые, которые набрались смелости вести народы, ломать и строить, править и карать…
– Хочу, – ответил он с усилием. – В мире потому столько дури, столько нелепостей, что правят не мудрые да знающие, а… черт знает кто.
Он поморщился от стыда и унижения, вспомнив недавнюю победу, странную и нелепую, когда они спасли мир. Вернее, спасли человечество. Как сами вырвали победу у более мудрых, более знающих, более умеющих.
Беркут подумал, одобрительно прогудел:
– А что? Мысля достаточно безумная, чтобы быть верной. В самом деле, неплохо бы всех этих тупоголовых, именуемых волхвами, магами, волшебниками, чародеями… собрать в один кулак! И сдавить, конечно. Чтобы потекло, потекло… В мире должен быть порядок! И одна голова. Моя, конечно. Давай, парень! Если чувствуешь в себе силы, сгоняй всех этих гусей в одно стадо.
Олег смотрел исподлобья. На скулах до скрипа натянулась кожа. Он чувствовал, как вздулись рифленые желваки, а зубы сжались так, что перехватили бы топорище.
– Сгонять? Я намеревался как-то убедить.
– Убедить? – изумился Беркут. – Разве колдуны не люди?
– Но есть же мощь доводов…
