Крылов на миг испугался, что для Вадика наступил последний миг, Тор в бешенстве, торопливо крикнул на весь зал:
— Не двигаться! Вы все уйдете целыми и невредимыми. Даже не ограбят. Но эти четверо… они изнасиловали одну молодую женщину. Хозяйку этого кафе. За что и получат сполна.
Один попытался вскочить, но на шее уже была тонкая петля. Боевик из группы Тимонофа сдавил, лицо схваченного побагровело. Он попытался ухватиться пальцами, подсунуть под удушающий шнур, бессильно упал обратно на стул.
Вадик все же вскочил, и тут все услышали треск. Одной лапищей Тор пытался удержать его за шею, другой ухватил за нижнюю челюсть… Треснуло снова, Вадик взвыл, забулькал. Пальцы Тора, толстые, как поленья, пошли друг другу навстречу. Челюсть трещала, как спичечный коробок. Между пальцами брызнули тонкие красные фонтанчики.
Вадик выл, хватался за толстые бревна рук Тора. Все в зале превратились в камни, даже боевики смотрели застывшими от ужаса и восторга глазами.
Внезапно Тор взревел, его грудь раздулась, как у разъяренной гориллы. Мышцы на плечах и руках вспухли, пошли чудовищными шарами. Он сделал движение, словно дантист, вырывающий зуб. По залу прокатился вздох. В залитой кровью руке Тора был красный ком плоти, с которого часто падали тяжелые красные капли.
Вадик упал на спинку кресла. Нижняя часть лица… исчезла. Вернее, там было кровавое месиво, бессильно дергался неестественно длинный язык, кровь обильно бежала на грудь, скапливалась на поясе. Из горла вырывались булькающие звуки.
Тор поднял над головой выдранную нижнюю челюсть, показал, как артист, доставший из пустой шляпы кролика, с размаха швырнул на пол. Слышно было, как хрустнуло под его тяжелым ботинком.
В мертвой тишине Крылов крикнул:
— Заканчиваем!
Двое быстро шагнули к троим, которых напарники держали на шнурках. В руках мелькнули бейсбольные биты. Послышался треск, страшный хруст, снова треск. За дальним столиком герой, который рвался достать что-то из кобуры, взревел, согнулся в поясе. Его вырвало под стол, прямо на туфли его женщины, которая смотрела на жуткую расправу восторженными глазами, словно это мстили за нее.
Боевик, что стоял над ним с пистолетом в руке, выругался, но ствол от головы героя не отвел.
У одного бита треснула, в руках остался обломок с заостренным концом. Вскрикнув, он перехватил обеими руками и с размаха ударил, как копьем, в грудь жертвы. Изо рта насильника выплеснулась кровь. Древко погрузилось до половины. Боевик выпустил из рук, отступил, словно сам потрясенный сделанным.
Откин от двери крикнул предостерегающе:
— Время!.. Уходим.
За столами была мертвая тишина. Бледный парень еще икал и вытирал салфетками рот, нимало не беспокоясь, что его могут не так истолковать и пристрелят. Вадик мычал, пытался встать, наконец сумел подняться. Мимо пробежал боевик в маске, Крылов узнал по фигуре Янковского, толкнул обратно в кресло, а торчащий из груди соратника обломок биты аккуратно вытер салфеткой.
Уже от двери Крылов крикнул в зал:
— Ответственность за это берет на себя скифское движение!.. Отныне все скифы под нашей защитой!
А грубый Тор, не осознав историчности момента, рыкнул свое:
— Пусть энтот… явится в милицию и признается, за что его… Тогда челюсть… ха-ха!.. приживят.
В коридоре возникла неизбежная суматоха: срывали маски, прятали оружие, выходили по двое-трое, старались тут же уйти дворами, где на соседних улицах всех ждали машины.
В дальнем скверике почти на другом конце города сидели долго, заливали мандраж пивом. Крылов загибал пальцы:
— Первое, отпечатков пальцев никто не оставил, я следил… Алиби Тору надежное… В это самое время он играл в покер вон в том казино. Там трое подтвердят под любой клятвой… У нас тоже все предусмотрено… Чего же сердце так трясется? И руки дрожат, кружку двумя руками держу…
Откин, бледный как смерть, сказал хмуро:
— Потому что до этого мы убивали, так сказать, росчерком пера. Теоретики, мать нашу! Герои виртуального пространства. Уже всех дебилов перебили, генофонд почистили, уровень преступности понизили… Что еще? А сейчас вот увидели, как это делается наяву.
Крылов кивнул в сторону Янковского. Тот, веселый и беспечный, разговаривал с Тором. Перед ними стояли пустые кружки с пивом, официант все подносил новые. Руки у обоих не дрожали.
— А эти?
— Этим убивать приходилось, — ответил Откин так же хмуро. — Кстати, вот тебе и ответ. Каждый должен заниматься своим делом. У нас рука не дрогнет отправить миллион полных идиотов в небытие росчерком пера, а у этих ребят не дрогнут руки даже поразбивать им головы. Хотя, конечно, это варварство, как и всякие там газовые камеры, достаточно укола из медицинского шприца. Но это ответ на извечный визг свиней, называющих себя русской интеллигенцией. Ну, ты помнишь эти вопли: а кто решать будет, а кто решится взять на себя ответственность, а кто станет проводить такие чистки? Вовсе не требуется, чтобы профессоры и идеологи сами брали в руки окровавленные топоры. Для этого есть другие люди. От нас… от тебя требуется, чтобы твоя рука не дрожала, когда будешь подписывать… что-то резкое. А проводить в жизнь… Ты же не берешься чинить сломанный кран в ванной, сантехника зовешь?
Следующие дня три прошли тревожно. Убийство нашумело. О нем писали в газетах, прошел материал по телевидению. Отец Вадика поднял всю свою шушеру, адвокаты и правозащитники подняли крик.
В тот же день в офис заявилась милиция. Крылов выслушал немолодого лейтенанта сочувствующе. Согласился, что в кафе в самом деле могли побуянить ребята из движения скифов. Только в Москве их кружки… да-да, это не какие-нибудь боевые организации, а именно кружки, наподобие кружков по резьбе по дереву или вязанию крючком… так вот эти кружки уже есть почти во всех префектурах. И в Подмосковье их множество. Даже по России их насчитываются сотни, хотите посмотреть на списки?
Лейтенант качал головой, морщился:
— Меня не интересуют ваши уставы и программы. Меня интересует лишь, что вы сами знаете про этот случай. Где были вы лично. Где находились ваши ближайшие сотрудники.
Крылов улыбнулся, сделал паузу, посмотрел в глаза лейтенанту. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Наконец Крылов улыбнулся.
— Если вам понадобится, — ответил он медленно, — то я распишу на листке все подробно. Но пока что могу сказать с абсолютной уверенностью, что у каждого нашего сотрудника… имеется алиби. Тоже абсолютное, которое могут подтвердить множество людей.
Лейтенант захлопнул блокнот. Крылов видел, как на лице этого немолодого и разочарованного жизнью человека борются противоречивые чувства.
— Это хорошо, — сказал он. Крылов не понял, что же именно хорошо: то ли жестокая расправа, то ли абсолютное алиби, лейтенант, похоже, тоже сообразил расплывчатость своих слов, добавил: — Хорошо, что алиби… Сами понимаете, родители у этого… люди с весом. На них сейчас лучшие адвокаты Москвы работают.
— Да, — согласился Крылов, — закон, к сожалению, чаще всего не на стороне справедливости.
Лейтенант козырнул, но у самой двери хмыкнул, повернулся. В глазах было странное веселье.
— А знаете, — сказал он, — этот Вадик оказался крепким скотом… Дожил до клиники! Уже на операционном столе помер. Странно, а ведь мог бы даже выжить.
Крылов сказал невинно:
— Скифы, как вы понимаете, могут быть везде. Как среди врачей… так и среди правоохранительных органов.
Лейтенант даже вздрогнул. Похоже, ему такая мысль не приходила в голову. Встретился взглядом с Крыловым, несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Затем козырнул, открыл дверь и вышел.
