Вдруг потемнело, вверху заскрипел песок под сапогами. Слышно было, как степняк сморкался, отплевывался, наконец крикнул простуженным голосом:
– Эй, земляные черви! Если что надо – терпите. Скоро выпустят. Ха-ха! Совсем отпустят.
В срубе посветлело, скрип удалился. Мрак буркнул:
– Испугал. Сами знаем, что допросят, потом порешат.
– Вряд ли, – послышался страдальческий голос волхва. – Я читал, что у каждого народа свой обычай. Терняне закапывают живьем в муравьиные кучи, торки у пленных вырезают мягкие части, жарят на глазах у жертв и заставляют их же есть… Киммеры обычно сдирают кожу. Надрезают на пятках, тянут с двух сторон – кожа сдирается с жутким треском, степняки его особенно ценят, остается живое мясо…
– Читаешь невесть что, – оборвал Мрак с досадой. – Посмотри на Тарха, тот уже глаза закатил… Ах, у вас обоих куриная слепота! Лучше бы вычитал, как отсюда выбраться!
– Моя книга там, где твоя секира, – огрызнулся Олег.
– Но про сдирание шкур прочел заранее?
– Должен же я знать, что будет со мной, тобой, Таргитаем… Таргитай, ты не представляй все слишком ярко! У тебя богатое воображение певца, ты можешь чересчур подробно представлять, как надрезают, вспарывают, тянут на полоски кожу, оголяют мясо, распарывают живот, выволакивают кишки…
– Олег! – прервал Мрак. В темноте он по чему-то хлопал, что-то тормошил. – Лучше вспомни, чему тебя Боромир учил. Волхв ты или не волхв?
– Да, но… Ладно, попробую.
Из угла послышалось бормотание, слабо мелькали воздетые руки. Мрак потрепал Таргитая:
– Можешь воскреснуть. Это его займет надолго, не будет рассказывать страсти. Как ты сейчас?
– Хуже некуда, – признался Таргитай.
– Ничего, – утешил Мрак оптимистически, – будет гораздо хуже, вот увидишь! Олег знал, что вычитывал. Мы и так продержались долго. Как-никак с самим каганом схлестнулись! Правда, он об этом не догадывается… Надо вообще объявить войну Ящеру или самому Чернобогу. Все равно проиграем, но с хорошего коняги не стыдно и упасть, верно?
– Не знаю.
– Ты свою палку с дырками не потерял?
– Если не сломалась, когда летел сюда.
– Тогда сыграй.
– Здесь? – не понял Таргитай.
В потемках страшно блеснули красные огоньки в глазах оборотня.
– Тебе бы играть бабам на солнышке?.. На бережку реки? Эх, дурень… Играй не только в красные дни, но и в черные. Когда песни нужны.
– Мрак… а они нужны?
Мрак помолчал, словно хотел уйти от ответа, наконец бросил нехотя:
– Дурак. Разве же ради тебя я пошел из деревни? Чтобы песни твои не пропали!
Таргитай ошарашенно вытащил сопилку. Чуть треснула, будет присвистывать, но играть можно!
Он играл тихонько, косясь на светлеющий квадрат в потолке. Олег тряхнул плечом, словно отгоняя мух, зажал уши ладонями, раскачивался, словно несло на плоту к порогам. Губы волхва беззвучно шевелились.
Лицо Мрака под песню Таргитая потеряло жестокость, даже шрамы вроде бы разгладились. Губы раздвинулись в довольной усмешке. Таргитай перешел от одной песни к другой, третьей… Улыбка Мрака ширилась, как у кота, что в погребе обнаружил запас свежей рыбы.
Когда Таргитай умолк, охрипнув, он испугался внезапно посуровевших глаз Мрака. Тот неподвижно глядел куда-то поверх плеча Таргитая, и Таргитай в тревоге оглянулся.
В темном углу сруба блестели две пары желтых глаз!
ГЛАВА 4
– Брысь, – сказал Мрак неуверенным голосом.
Желтые глаза сдвинулись. Хрипловатый голос произнес:
– Зело недобро… Но прощаем, ибо тебе гралась сия древняя песнь…
При всем страхе Таргитай ощутил себя задетым:
– Древняя? Я сам ее сочинил.
Желтые глаза приблизились, оставив в сторонке остолбеневшего Олега. Они принадлежали толстому мохнатому человечку размером с некрупного пса.
– Сам? – переспросил он с сомнением. – Весьма похвально. Но в ней есть лады, что зародились в моей молодости… Мы уразумели, что вы – наши нащадки, котры угрязли ворогам?
Мрак сказал медленно, первым приходя в себя:
– Угрязли, еще как угрязли… По самые… по развилку… Я готов быть чьим угодно нащадком, только бы
