-- У нас столько народу никогда не было. Там невры со всех... всех лесных деревень!
Змей распустил крылья и понесся над землей уже невысоко. Мрак опустошил половину колчана. Ветер утих, голос Олега прозвучал почти буднично:
-- И дрягва... Ежели я угадал.
-- Дрягва? -- не поверил Мрак. Сказал с негодованием: -- Ежели эти трусы и пойдут в бой, то лишь на стороне сильнейшего... А такой для них Ящер.
-- Мрак, многие умирают не так, как живут.
-- Ну-ну, -- проворчал Мрак с недоверием. Не удержался: -- Правда, умереть достойно легче, чем достойно прожить.
Один гигант в звериной шкуре умело занял единственную дорогу, перегородив дорогу войску Ящера. Справа отвесная гора, слева бурная река. Сражался со звериным рыком, бил страшно огромной дубиной. Пралюди, которые косили обычных воинов как траву, под ударами гиганта падали мертвыми. Когда сунулся один, весь закованный в железо, даже глаз не видать, гигант взревел оскорбленно, страшным ударом по голове вбил противника в землю по плечи.
Мрак только вскрикнул в великом изумлении, когда гигант еще двумя лютыми ударами вогнал другого врага в землю до пояса, а третьим ударом вбил по самые уши.
Сражался он со звериной грацией, двигался молниеносно. Казалось, что у него на затылке глаза: оборачивался как раз в тот миг, когда нужно было парировать удар, отпрыгнуть, ответить так, что противник отлетал в сторону уже мертвый.
Змей пролетел совсем низко, Мрак успел выпустить три стрелы. Все вонзились в шею прачеловека, что подкрадывался к гиганту сзади. Прачеловек даже не почесался, а гигант повернулся, размозжил голову неудачнику и, подняв глаза к небу, прокричал:
-- Эй, там! Не лезьте, здесь и без сопливых скользко!
-- Кто это? -- вскрикнул Таргитай. -- Мне кажется... Мрак покачал головой.
-- Мне надо было раньше догадаться. Чертов Громобой...
В его глазах был ревнивый блеск. Олег вспомнил, что в деревне мужики нередко спорили, кто сильнее: Громобой или же Мрак.
Едва последние зверолюди пали под его ударами, Громобой не успел перевести дух, как застонала земля, в облаке пыли возникли неспешно бредущие на него каменные гиганты, порождение гор.
-- Давно пора, -- прорычал Громобой с удовлетворением, -- а то засыпать уже начал...
Страшным ударом разнес первого вдребезги. Глыбы разлетелись, калеча соратников. Громобой гулко захохотал, показал левый кулак, вздымая кверху, а правой постучал по бицепсу.
На него ринулись с удвоенной яростью. Он крушил направо и налево, но теперь врагов было больше. Против него, чуя его силу, посылали сильнейших. Уже не людей -- зверей и чудовищ.
Взмокший, хватая пересохшим ртом воздух, рявкнул:
-- Ничо... никого не зобидю! Подходи, всяк получит меж ушей!
Его страшная дубина крушила броню, ломала кости. Кровь брызгала, как вода, крики и стоны раздавались со всех сторон. Он чувствовал себя бером в стае мелких псов, только бер неповоротлив, а Громобой чуял, что уже разогрелся: поворачивается быстрее, бьет мощнее, видит спереди и сзади, даже словно бы смутно угадывает, что случится чуть погодя...
Глава 3
Дед Тарас, опираясь на палку, смотрел из-под руки на поле сражения. Подслеповатые глаза с трудом различали мельтешащие тени, притупившийся слух слабо ловил шум битвы. Звон оружия, крики умирающих, хриплые приказы -- скорее угадывал, чем различал.
Потом шум приблизился. Слышался топот ног, лязг железа, тяжелые удары. Отчаянно закричал тонкий голос. Дед Тарас решил, что на подростка, возможно, впервые взявшего в руки оружие, наступила огромная лапа неведомого зверя.
Рядом мелькали люди, орали, толкались. Пахло кровью, горелым, ветер дул сухой и горячий. Простучали копыта, но как-то странно, будто конь был размером с холм. Земля гудела и качалась.
Деда сбили с ног, чьи-то ноги безжалостно пробежали по старческой спине. Палка выскользнула из слабых пальцев. Он беспомощно шарил по земле, утоптанной так, что ногти скребли как по камню. Наткнулся на мокрое, липкое. Кровь была и с другой стороны, а чуть погодя ткнулся головой в еще теплый труп. В сторонке кто-то стонал, тихо и безнадежно.
-- Что деется, -- прошептал дед Тарас бессильно. -- Старость не радость...
Мимо пробежали люди, радостно горланящие. Кто-то перепрыгнул через ползающего старика. Другой на бегу наступил на растопыренные пальцы, но даже не задержался, чтобы смахнуть ему голову с плеч.
-- ...а пришибить некому, -- добавил старик безнадежно.
Чужие гнались за отступающими людьми. Топот ног оглушал, пыль покрыла деда Тараса. Он закашлялся, но пальцы наконец наткнулись на что-то похожее на палку. Это оказался обломок копья, дед Тарас кое-как поднялся.
Мимо все еще пробегали странного вида люди: огромные, мертвенно-бледные, в лохмотьях. Эти не кричали, не смеялись над отступающими, и деду Тарасу стало еще страшнее.
Над головой грохотало, черные как уголь тучи неслись, как табун взбесившихся коней. Деду Тарасу показалось, что если у него хватило бы сил поднять копье, он бы зацепил тучу острием. В недрах тучи смутно блистали скрытые молнии, но в них было столько ярости и мощи, что старик сгорбился еще больше. Мир рушился, небесный свод разламывают неведомые силы.
-- Род! -- взмолился он едва слышно. -- Род... родитель наш... Мы, твои дети, не оправдали твоих надежд?
Шум битвы начал отдаляться. Сзади нарастали другие крики, лязг оружия. Там дрались тоже, старик различил яростные голоса аримаспов, хриплый клекот грифонов, а, перекрывая все, звучал страшный голос:
Эти пятеро! Убить их! Все -- на них!
Старик прислушался, с трудом различил человеческий крик.
Если не почудилось, то там, окруженные врагами, все еще отбиваются, стоя спина к спине, трое невров. Неизвестно сколько продержатся, но пока еще живы, а дерутся, как завещано Поконом Рода, до последней капли крови.
-- Род! -- выкрикнул он из последних сил. -- Я не знаю, сколько мне осталось... Да, жить хорошо даже стариком. Но прошу -- возьми оставшиеся дни или годы в обмен на один единственный день... или час... моих молодых лет!
Тучи неслись все такие же лютые, смертоносные, черные с красным, но деду Тарасу показалось, что в самой глубине насмешливо прогрохотало.
Когда против него пошли огненные гиганты, Громобой понял, что пришел смертный час. Он дрался уже в одиночку, справа и слева если и был кто, то давно полег или отступил. Да скорее всего никого и не было. Он жил волком-одиночкой, так и умрет им. Но жил вроде достойно, не осрамиться бы в последние минуты. Стыдно будет не ему, ему что, мертвые сраму не имут, а его семени, разбросанному по белу свету. Да и вообще всем, кто умеет совеститься. Совестно бывает не только за себя...
Они были сильны и свирепы, эти звери из огненного мира подземелья. Их было больше, к тому же двигались так же быстро. А палицы в их лапах были тяжелее, сыпали горящими искрами. Но он издавна сражался с теми, кто сильнее, сейчас же просто смертельно устал, а чутье говорило, что наконец-то жизнь отпустит его...
-- Приветствую. -- Он поднял левую руку, потому что в правой была дубина, а пальцы едва держали и без того, впрочем, левая ближе к сердцу. -- Давно не встречались.
Передний из гигантов, массивный и красный как раскаленная заготовка, прорычал люто:
-- Тебя не знаем... Но сейчас узнаешь нас.
Громобой удивился:
-- Да?.. А я бы сказал, что бивал вас и раньше. В хвост и гриву. Обознался неужто?
Гигант взревел, поднимая дубину.
-- То были наши деды и отцы1 Но ты сейчас узнаешь внуков!!!
Громобой оскалил зубы. Мельчает народ, мельчает. Деды горами трясли, как вениками, а внуки будут всемером одну соломину поднимать -- так предрекают волхвы. Эти, что идут скопом, как стадо баранов, --
