«Заслушав доклад о покушении на товарища Ленина и крепко сжав в руках винтовку, единогласно заявляем всему миру подлых контрреволюционеров и всем агентам мирового капитала: горе вам, поднявшим свою подлую руку на защитников трудового, рабочего класса. На ваш белый террор мы ответим красным террором. Кровь за кровь!
Будем мстить и мстить до конца, пока не уничтожим всех врагов народа. За каждого убитого нашего борца мы уничтожим сотню представителей буржуазии и их приспешников.
Призываем всех товарищей красноармейцев тесней сомкнуть свои ряды вокруг красного знамени коммунизма, крепче сжать в руках винтовку и на вызов хищников ответить новым, мощным ударом. Мы идем в наступление. Да здравствует наш дорогой и любимый Ильич! Да здравствует власть Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов! Да здравствует Красная Армия! Все в ее ряды! Все в бой!»
4
Погода выдалась на редкость теплая. Небо по-прежнему оставалось серым, но дождя не было, и сквозь плотную пелену туч виднелось солнце, маленькое, как гривенник.
Позавтракав, Павлин и Фролов вышли на кухню. В кухне, в сенях и на улице группами толпились командиры. Моряки на лужайке возле дома окружили Драницына, который им что-то объяснял. Они слушали и следили за его рукой, которая вычерчивала в воздухе параболу.
– При стрельбе сверху вниз пуля ложится круче и вероятность попадания снижается… Это учтите! – говорил Драницын.
Увидев командира бригады и военкома, Драницын вытянулся, щелкнул каблуками и приложил руку к козырьку фуражки.
Он резко отличался от других командиров не только внешним видом, но и манерами.
Ответив на приветствие, Павлин с невольным любопытством оглядел его щеголеватую фигуру. Драницын был тщательно выбрит, от него даже пахло одеколоном, словно он только что побывал у парикмахера.
– С нами идете? – спросил его Павлин.
– Никак нет! С Бронниковым! – четко ответил Драницын, улыбаясь своей обычной холодновато- любезной улыбкой.
– Как служит? – спросил Павлин у комиссара, когда Драницын отошел от них.
– Парень толковый… А ты что скажешь?
– Вчера он отлично выступал! Чувствуется в нем настоящая военная жилка. Но в душу к нему не влезешь.
– Посмотрим, – уклончиво сказал Фролов. – Пока что он нам полезен.
Спускаясь по дорожке к причалам, Павлин приметил в толпе матросов и пехоты моряка в одной тельняшке с желтым, как пакля, клоком волос, выбившимся из-под бескозырки. Будто почувствовав на себе взгляд Павлина, морячок вышел на дорожку и как бы нарочно загородил ее. Клеши моряка были у щиколоток перетянуты бечевкой.
– По-флотски будешь драться? – спросил морячка Павлин, останавливаясь и кладя руку ему на плечо.
– Есть, товарищ комбриг, драться по-флотски! – ответил моряк. – Товарищ комбриг… Я, извиняюсь, с протестом… Прочих с нашего батальона пускают в первую волну, а нас, обстрелянных, откатили в резерв. За что? Мы брали Борецкую…
– Да не взяли…
– Товарищ комбриг, от газов ослабевши были, сами знаете… Не будь газов…
– Э-э, дружок! А вдруг сегодня еще страшнее будет?
Моряк опустил голову.
– При штурме Зимнего дворца был?
– Не пришлось, – ответил моряк. – С нашего экипажа не были вызваны.
– Аврорцев знаешь? (Морячок сделал такое движение плечами, как будто хотел сказать: «Кто же не знает «Аврору»!) Помни, что сейчас на Севере мы штурмуем капитал, так же, как год тому назад в Питере.
– Так что: северная, выходит, Аврора… – Морячок взволновался. – Значится… все военморы обязаны… в первой волне… – Помолчав, он тихо прибавил: – Товарищ Виноградов, ведь мы поклялись вчера. Я обещался.
– Хорошо… Присоединяйтесь к десанту.
– Есть, товарищ комбриг!
– Как твоя фамилия, орел?
– Ротный политбоец Дерябин! – отрапортовал моряк, тряхнув ленточками.
– Желаю успеха, товарищ Дерябин, – серьезно сказал Павлин, протягивая руку молодому моряку. – Сегодня взять Борецкую!
– Есть, взять Борецкую! – сказал моряк и, круто повернувшись, побежал к барже, где товарищи ждали его, переговариваясь и волнуясь.
С баржи донеслись восторженные крики.
«Даешь Двину! – услыхал Павлин. – Смерть интервентам! Смерть предателям белякам!»
Как только комбриг ступил на палубу «Марата», матросы убрали сходни, отдали концы, машина заработала, и пароход медленно двинулся, уходя к фарватеру.
Отвечая на сигналы, «Марат» пошел к месту расположения пловучих батарей. Быстро взобравшись на капитанский мостик, Павлин увидел стоявших рядом с командиром «Марата» Фролова и Андрея.
Серый, туманный горизонт озарила яркая вспышка. Ударила первая батарея стодвадцатимиллиметровых.
– Ну, ни пуха ни пера, – сказал Павлин улыбнувшись.
Через минуту небо за мысом опять сверкнуло. Новый залп, как показалось Андрею, встряхнул Двину вместе с «Маратом», другими буксирами и баржами. В шести-семи верстах отсюда уже завязался бой. Дальнобойная артиллерия поддерживала своим огнем наступавшую пехоту.
Глава вторая
1
Кровопролитное сражение длилось несколько дней.
За это время бригада прошла около семидесяти верст под непрерывным артиллерийским и пулеметным огнем, то и дело отражая яростные вражеские контратаки.
5 сентября передовые части бригады достигли района Чамовской. Дорога, ведущая к переправе через Вагу, соединяла Чамовскую с большим селом Усть-Важским, лежавшим на другом берегу реки. Еще до получения точных разведывательных данных Павлин понимал, что Усть-Важское представляет собой базу противника, его опорный пункт, которым необходимо овладеть.
Но люди изнемогали от усталости и нуждались хотя бы в коротком отдыхе. Бригада понесла значительные потери. Надо было принять пришедшее из Вологды пополнение, подвезти артиллерию и боеприпасы, дать людям хоть небольшую передышку. Командование приняло решение остановить бригаду на двое суток.
Весь день 6 сентября Виноградов и Фролов, пользуясь то катером, то лошадьми, объезжали отряды, стоявшие на отдыхе по берегам Двины, в районе Чамовской, Конецгорья и Кургомени. Командир и комиссар бригады считали необходимым проверить состояние войск перед штурмом Усть-Важского. Предстоял решающий бой.
Виноградов говорить не мог: у него болело горло, – и Фролову пришлось выступать за двоих. Как только командир и комиссар появлялись в том или ином отряде, тотчас сам собой возникал митинг.
Бойцы просили Фролова выступить и с напряженным вниманием вслушивались в каждое его слово.
Фролов говорил о том, что Советская Россия подобна сейчас осажденной крепости и что как бы мировой империализм ни стремился расправиться с ней, все-таки она непобедима. Непобедима потому, что каждый новый удар против нее рождает новые силы, новых героев, подымает новые слои рабочих и крестьян, готовых отдать свою жизнь за Советы.
Фролов говорил о четырех годах минувшей войны, которые показали всему миру грабительскую политику империализма. Ссылаясь при этом на ленинское «Письмо к американским рабочим», он
