Боярин Умильный молча повернулся к соседу спиной, отошел к пустому месту, где всего пару часов назад стоял шатер Федора Шуйского, уселся на примятую траву и сжал голову меж ладоней, слегка покачиваясь вперед и назад.
Остальные воины вернулись к столу. Хотя о празднике речи больше не шло, но хорошенько подкрепиться перед новым походом все равно следовало. На голодный желудок никакого врага не победишь, слабый сильному не соперник.
Илья Федотович вернулся к ковру только через час, когда примчался Прохор – посланный сыном Дмитрием холоп. Теперь стало известно, что хотя бы усадьба со всеми обитателями и большая часть смердов Рагозы, успевших до нее добежать, уцелели. Временами скрипя зубами, боярин принялся молча резать и отправлять в рот убоину, запивая ее ставшим вдруг совершено безвкусным медом, и тревожить его разговорами или сочувствием в этот вечер никто более не рискнул.
Глава 8
Анареченская дорога
Иногда из диких и малонаселенных лесов на восход от вятской волости приходили разбойники – но куда чаще оттуда везли пушнину, уголь, серебро, рыбу, пригоняли скот, меняя все это в Московском княжестве на хлеб, железо, броню, а так же немецкие кружева, вино и зеркала. Реки на западных рубежах русского государства все больше начинались, у истоков представляя из себя непригодные для плавания купеческих ладей узкие ручейки, а потому ведущий в Зауралье тракт был широк, хорошо натоптан и отличался от государевых почтовых дорог разве что отсутствием ямов[68] и проносящихся с посвистом почтовых троек. Холст, ситец, хлеб, репу, деготь на дороге можно было продать подороже, жир, шкуры и серебро купить подешевле – а потому смерды из ближних поместий давно протоптали стежки к хлебному месту.
По одной из узких лесных дорожек и вел свой отряд Илья Федотович, молчаливо признанный за воеводу. И по знатности боярин Умильный превосходил всех, опыт имел воинский, да и обидели вотяки, считай, его больше всех. Так кому еще кованую рать на общего врага направлять?
Булатовская переправа через полноводный Ирзек представляла из себя все тот же песчаный брод, только глубокий – человека по грудь скрывало, коням до шеи вода доходила. Смерды переправлялись здесь, укладывая свой товар на спрятанные в ближних кустах долбленки, но тратить время на поиски утлых лодчонок воевода не стал. Разоблачившись, бояре и холопы в три приема перенесли на себе боящиеся воды луки, воинскую справу, конские потники – что касается седел, упряжи, наглухо завязанных чересседельных сумок, то они переехали так, на конских спинах. Пользуясь случаем, переседлали лошадей, выйдя на дорогу на свежих скакунах.
Любому торговому обозу, равно как и войску, постоянно требуется два припаса: трава лошадям и вода всем – люди, обычно вдосталь запасающиеся едой, без свежего питья обходиться не могут. Потому и тянулась Анареченская дорога вдоль реки, сколько могла, прежде чем отвернуть к Уралу, петляя между холмов от ручья к ручью, либо от родника к тихому лесному озерцу.
Спуск к водопою возле переправы был донельзя удобен – берег песчаный, не топкий, широкий плес. На хорошем месте торговые поезда часто останавливались на ночевку, вытаптывая вокруг молодую лесную поросль, вырубая деревья на костры, и по левому берегу Ирзека давно образовалась широкая прогалина, раскидываясь на полсотни саженей в обе стороны от дороги. Боярин Умильный, пустив коня медленным шагом, склонился с седла, вглядываясь в траву. Примятая совсем недавно, она уже начала подниматься. Стало быть, последний раз путники здесь останавливались дней пять, шесть назад. Конские катышки есть, человеческих испражнений не видно. А вотяки свой полон в лес по нужде отпускать не станут, очень им охота беспокоиться из-за рабских мучений. Значит, грабителей со своей добычей тут еще не проходило…
Илья Федотович резко выпрямился, привстал на стременах, оглядываясь по сторонам. Поляну окружали чахлые ивовые и ореховые заросли – кустарник путешественники на дрова не рубили, предпочитали носить валежник из леса или рубить на дрова сухостой. Бор за кустарником начинался сосновый, чистый и прозрачный, сладковато пахнущий смолою и прелой хвоей.
– Хвоя, это хорошо, – тихо пробормотал боярин. – Хвоя все шаги заглушит, схрон не выдаст.
В предчувствии близкой сечи страх за дочерей отпустил его разум, и Илья Федотович превратился в расчетливого военачальника, холодно взвешивающего все шансы и возможности. Главный залог победы – это удар внезапный, атака свежими силами на усталого врага. Коли вотяки налетели на его имение и Богородицкий монастырь ночью позапрошлого дня, стало быть уйти они могли всего на два перехода. Задерживаться они не станут, боясь погони, но и идти в темноте после ночного налета не смогут – и коням, и людям роздых потребуется. Два перехода – это тридцать, самое большее сорок верст. От Рагоз до извилистого Чепца аккурат верст десять будет. Коли весь день до позднего вечера пленников гнать, возможно переправится через Чепец, самое большое – могли до Ирзека добраться. Но не дальше. Пеший человек – не конный. Как его кнутом не охаживай, а быстрее лошади бежать не способен. А коли первый привал грабителям придется делать у Ирзека, то второй переход – пятнадцать верст по Анареченскому тракту – аккурат к Булатовской переправе их и приведет. То есть – именно сюда. После двух дальних переходов вотяки устанут. Коли еще и засаду раньше времени обнаружить не сумеют…
– Родион! – оглянувшись, позвал к себе боярин узкоглазого холопа. – Кольчугу и шлем скинь, рогатину оставь Касьяну. Возьмешь с собой Ермилу, спуститесь по реке вниз, вдоль дороги. Коли разъезд вотякский увидишь, али обоз с полоном, сразу назад вертайтесь. В сечу соваться и в мыслях не смей! Пусть даже голого и связанного вотяка одного в кустах увидите! Вас заметить не должен никто. Ступай. Прохор! Коней заводных у ратников собери, отведи наверх по дороге. Головой за скакунов ответишь! Помощи тебе не дам, у меня каждый воин считан.
Про тысячи «татар», о которых сказывал монастырский мальчишка, Илья Федотович старался не думать. У страха глаза велики – каждый ворог за десятерых кажется. Вот сеча начнется, тогда всех и сочтут. Боярин Умильный хлопнул ладонью по крупу коня, заставляя его перейти на быстрый шаг и повернул на север, уводя кованую рать прочь от ожидаемых разбойников. Копыта полутора сотен коней оставили на траве и дороге именно эти следы: большой отряд переправился через реку и двинулся куда-то на север. А то, что спустя полверсты рать повернула в лес и вернулась назад, спешившись в сосняке и отпустив подпруги – так до того поворота, Бог даст, вотяки живыми не дойдут.
Ждать предстояло долго, а потому переступающим ногами скакунам на морды привесили торбы с овсом, люди развязали котомки, доставая солонину и бурдюки с черным шипучим квасом, кое-где послышались приглушенные голоса, недовольное конское фырканье. Илья Федотович, обломив ветку молоденькой сосны, приступил к самым кустам, опершись на гибкий ствол орешника и нетерпеливо покусывая горьковатые смолистые почки. Есть ему совсем не хотелось. Слишком уж многое зависело от того, насколько точно угадал он движение разбойничьего отряда, что успели сотворить со своим полоном и добычей вотяки за прошедшие дни.
Солнце медленно катилось по небосводу, временами прячась за толстые пухлые облака. Еще одна
