– Ну, в общем да, – пожал плечами сержант, прекрасно понимая, что никакой иной возможности устроиться в новом мире для него не существует. Программисты здесь точно не нужны, сельское хозяйство для него и в двадцатом веке тайной за семью печатями было, строить или торговать он тоже не учился. А воевать… Воевать в России каждый мужчина умеет, государство позаботилось. Срочную почти всю оттрубил, какой никакой, а навык есть. – Мне что теперь, нужно колено преклонить и руку поцеловать?
– Да ты никак глумишься, служивый?! – неожиданно залился краской хозяин и схватился за рукоять лежащего на ближнем сундуке меча. – Али род мой недостойным считаешь?!
– Помилуй, Илья Федотович, – попятился Матях. – И в мыслях не было! Просто не знаю я, как поступать нужно в таком случае. Забыл же я все, Илья Федотович! Не знаю! И род твой не могу никаким считать, потому, как не знаю о нем ничего…
– Неужели про род бояр Умильных ничего не знаешь? – подобное заявление настолько удивило хозяина, что он растерял свой недавний гнев, хотя меча из рук все еще не опустил.
– Да я своего роду-племени не помню, Илья Федотович! Куда уж мне про чужие знать? И как поступать, тоже не помню. То ли кланяться положено, то ли «Ура» кричать.
– Это уже я запамятовал, служивый, прости, – окончательно успокоившись, положил оружие на место боярин. – А русский человек колени токмо пред Богом преклоняет, это ты полюбому помнить должен. Али и вправду готов был унижение принять?
– Не принял же, – довольно улыбнулся Андрей.
– Не принял, – согласился хозяин. – Значит, согласен в дети ко мне пойти?
– Согласен, – решительно кивнул сержант, хотя промеж лопаток и пробежал холодок неуверенности. Все-таки, новую жизнь себе выбирает, не в «Империю» играть собрался.
– Ну так иди сюда, сын боярский, – раскрыл объятия новоявленный «отец». Андрей шагнул к нему, мужчины обнялись. Илья Федотович уткнулся носом своему новому соратнику немногим выше солнечного сплетения, неожиданно почувствовав себя чуть ли не карликом и поспешил отодвинуться. – Панцирь я тебе в Суздале закажу. Кузнецы там сказочные, особливо пекшинские кольчужники. Брони под твою стать у меня средь припасов нет. Бердыш сразу забирай, щит выбери. Коней из конюшни моей брать можешь, пока своих не заведешь. Кожу, сукно, сатин тоже дам, из своей кладовой. Девки одежу тебе справят. Вошвы потом сам добавишь. Что еще надобно?
– Все, – пожал плечами Андрей. – Голый я к тебе попал, Илья Федотович.
– Да, главное… – Хозяин снова взялся за меч, но на этот раз просто отложил его в сторону, открыл сундук, в котором обнаружился изрядный запас серебра: кубки, покрытые тонкой чеканкой и залитые яркой эмалью, кувшины, украшенные драгоценными камнями, пухлые мешочки с вышивкой – наверное, кошели, блюда, вазы, чаши. Поворошив это добро, боярин достал нечто, похожее на поварской черпак среднего размера, но серебряный; сама чаша покрыта арабской вязью снаружи и изнутри, ручка украшена алым продолговатым камнем, походим на разрезанную вдоль каплю воды. – Вот, держи. Это будет твоя ложка!
– Благодарю, Илья Федотович, – неуверенно ответил Андрей, принимая подарок и покосился на Умильного, пытаясь понять, шутка это, или такое утонченное издевательство: вручать со всей торжественностью застольный инструмент. Хотя – дороговат подарок для шутки.
– Гликерии скажу, – кивнул боярин, – она тебе тряпицу даст, чтобы заворачивать.
По его серьезному тону Матях понял – не шутка. Вручение ложки – действительно торжественная процедура вроде принятия присяги. Хорошо хоть, целовать ее, как автомат, никто не требует.
– Так, – закрыл сундук хозяин и перешел к другому. – Поясной набор у меня есть полный. Хотел Дмитрию отдать, да пока на Литву ходил, он себе сам справил…
Илья Федотович протянул своему новому «сыну» широкий, в полторы ладони, коричневый ремень с наклепанными на него округлыми медными бляхами, толстой пряхой, похожей на армейскую – но вместо звезды на ней красовался натуральный мальтийский крест. С ремня свисало несколько более тонких ремешков с кольцами, резные костяные ножны, из которых торчала темная деревянная рукоять, небольшой мешочек. На двух кольцах держалась продолговатая замшевая сумочка, напоминающая патронташ для СКС, но более вытянутая и мягкая.
Андрей сразу перепоясался, зацепив штырьки на обратной стороне пряхи за самые крайние дырки ремня, оправил рубашку, убрав складки на ней за спину и в душе тут же возникло ощущение подтянутости и собранности. Теперь он действительно ощущал себя воином. Куда больше, нежели с пушкой в руках, но голышом.
– Епанча тебе любая мала будет, – продолжал вспоминать боярин, – Вечор сшить укажу. Саадак[76] не собран, опосля дам. Сапоги… А, засапожник… Кистень… – он быстрым шагом пересек комнату, распахнул створки сколоченного из досок шкафа. Достал еще один нож – но на этот раз в простых кожаных ножнах и длиной не десять сантиметров, а все тридцать. Последним сержант получил боевой кистень – стальную гирьку, невероятно похожую на обычный строительный отвес, но весом грамм двести, подвешенную на тонкий плетеный ремешок длиной в локоть и прикрепленный к короткой деревянной рукояти. – Теперь, думаю, все. Справу конскую на конюшне подворники дадут, рогатину себе по руке тоже сам справишь, навершие дам, ратовище у себя вырежешь. Да?
Матях неуверенно пожал плечами.
– Я так думаю… – запирая сундуки, почмокал Илья Федотович, – Я так думаю, с броней и поддоспешниками, войлочным и кожаным, с шеломом, шапкой бумажной… За снаряжение я на тебя, сын боярский, пять-три[77] рублей новгородских долга напишу… Нет, – тут же спохватился хозяин. – Еще лук потребен. Коли мой возьмешь, полста рублей за все будет. Татарский купить – рублей десять за саадак.
– А если пищаль взять? – Матях совершенно точно помнил, что пищали в шестнадцатом веке использовались уже вовсю.
– Что ты, кожемяка какой, али кабатчик, с зельем баловаться? – презрительно фыркнул боярин. – Да и на смотре ратника с пищалью подьячий не зачтет. То для стрельцов баловство.
– А стоит-то сколько? – стало интересно Андрею.
– Две-три куницы, – поморщился Илья Федотович. – Коли зело добротная, то и рубль спросить могут. Ну,
