красные свиные туши и белые тушки гусей; лежали охапки длинных черенков и тюки тканей; остывали тела множества окровавленных лошадей, разбросанных вместе с упрятанными в кирасы человеческими телами.
Людей было больше всего — со смятыми шлемами и пробитыми нагрудниками, с разбитыми лицами и располосованными горлами, с вывернутыми в самых неожиданных направлениях руками и ногами, а то и просто невредимые внешне кнехты затихли, таращась в небо раскрытыми глазами. Вдалеке потрусили в сторонку низкие, вислобрюхие существа с поджатыми хвостами — волки. Они прекрасно знали, что означали звуки бряцающего по металлу металла и хлопки выстрелов: это означало, что в скором времени в таком месте появится много свежей еды.
Дерптский епископ дошел до места последней схватки, остановившись перед грудой рыцарских коней и их всадников с оторванными руками и головами, изломанными телами, огромными дырами в груди лошадей, покачал головой:
— Что же здесь случилось?
— Они скакали сюда, а их убили, — с готов ностью пояснил демон. — Сразу всех.
— Кто?
— Русские. Двое. Ты хочешь знать имена?
— Но почему они скакали со стороны Новгорода назад? Ведь сыну Кетлера следовало двигаться совсем в другом направлении? — продолжал недоумевать священник.
— Спроси их самих.
— Кого?
— Кого хочеш-шь… — зашелестел полой плаща демон Тьмы.
Человек медленно повел взглядом по льду и указал одетой в темную рукавицу рукой на лежащего вниз лицом оруженосца, у которого и руки, и ноги, и голова оставались на месте:
— Спроси его!
По реке подул ветер, сдувая снег с немногочисленных мест, оставшихся незалитыми кровью, смел его к молодому ливонцу и закружил над ним, образовав вокруг погибшего белесую стену. Внутри задрожал воздух, как это случается летом над раскаленными солнцем камнями, послышался долгий непрерывный хрип.
Из-за темных заснеженных елей голодным воем откликнулась волчья стая. Священник на мгновение отвлекся на них, а когда снова повернул голову к оруженосцу, тот уже стоял, неуверенно ощупывая воздух руками.
— Где я? — странным, булькающим голосом спросил он. — Что со мной?
— Назови свое имя, паж, — потребовал священник.
Юноша резко обернулся на голос, и епископ, содрогнувшись, увидел, что у него нет лица.
— Где я? — испуганно выкрикнул он. — Почему я ничего не вижу?!
— Ты ранен, — облизнув пересохшие губы, солгал священнослужитель. — Тебя привезли в мой дом. Расскажи, как ты… как тебя ранило?
— Я ослеп, да? — поднес к образовавшемуся на месте лица месиву ладони оруженосец. — Я ничего не вижу!
— Я не смогу помочь тебе, сын мой, если ты не расскажешь, как все произошло, — мягким, отеческим тоном произнес епископ. — Ну же, расскажи…
— Я… Я шел во втором ряду… Язычники сбили первого рыцаря с коня… Я хотел ударить русского над ним копьем, но промахнулся… потом… потом… Ни чего… больше ничего не было…
— Подробнее, — вспомнив речь, на которой он на протяжении полутора десятков лет общался с прихожанами, переспросил священник. — Расскажи мне подробнее, сын мой. Начни с того, как вы шли колонной по реке.
— Да, — немного успокоившись, кивнул оруженосец. — Мы шли по реке походным маршем, но тут горнист протрубил сигнал перестроиться в боевой порядок. Сверху начали падать стрелы. Одна попала моей кобыле в плечо, а еще одна мне в ногу. Но не глубоко. Она ударила в кость, и я ее сразу выдернул. А потом вдруг послышалось, — паж поднял голову и тонким девичьим голоском пропел: — «Солнышко!» И мимо нас сразу понеслись язычники. Их было много, и они постоянно стреляли. В меня опять попало. По руке. Разрезало рукав и ранило руку. И в кирасу попало, но не пробило. Только кольнуло в грудь.
— Дальше, сын мой, рассказывай…
— Язычники помчались дальше, стрелять перестали. Мы остановились и начали перестраиваться. Сзади русские принялись стрелять из мушкетонов, и господин кавалер Иван послал туда кнехтов. Мы выстроились в боевой ордер, но ждали, пока русские устанут. Они прорубились через ливонских пикинеров, вышли на чистый лед и остановились перед нами. Господин рыцарь приказал начинать атаку, и мы пошли вперед. Язычники испугались и побежали в разные стороны. Рыцари боковой линии повернули на них, я пошел следом… Но они сбили первого рыцаря с коня. Я хотел его прикрыть и поразить русского копьем…
Оруженосец замолчал.
— Ты выполнил свой долг с честью, сын мой, — осенил павшего воина крестом дерптский епископ. — Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого. Господи, прими душу грешного раба твоего…
— Вы… вы меня отпеваете?.. — не поверил своим ушам паж, и опять слепо зашарил в воздухе руками. Он сделал шаг вперед, прикоснулся к кружащейся вокруг снежной стене и внезапно вместе с ней обрушился вниз. Сверху, переливаясь в лунном свете мелкими искорками, осели мелкие ледяные крошки.
— Ты хотел этого, смертный? — тихонько подул в ухо дух Тьмы.
Епископ не ответил, бродя из стороны в сторону, перешагивая тела и иногда пытаясь вглядываться в лица. Он еще пытался придумать другую возможность добраться до Новгорода: нагнать уходящий вниз по Луге отряд Тапской комтурии, или забрать от Гдова две сотни наемников вместе с таким же числом кнехтов. Но, продолжая питать надежды на успешное окончание своего дела, каким-то краешком сознания он начинал понимать, что в русскую северную столицу ему уже не попасть.
— Нет, — вслух произнес священник, — фон Гольц и Регенбох просто не поверят, что их маленькому отрядику кто-то откроет ворота Новгорода. Нужно забирать наемников от Гдова.
— Не нужно… — по-змеиному зашипел демон.
— Почему?
— В ближнем поселке твои воины уже рассказали, куда и когда разошлись остальные отряды твоего воинства… Завтра утром по вашим следам на запад пойдет много конницы…
— Вот как, демон?! — закрутил головой, выискивая невидимого собеседника, священник. — Теперь ты узнаешь все сам, без моих приказов?
— Твое тело должно жить, смертный, — с предельной откровенностью ответил дух. — Через три месяца оно будет принадлежать мне. Ты не должен умирать…
— Ты обманщик! — выкрикнул дерптский епископ. — Ты плохо мне служишь!
— А я и не должен тебе служить, смертный, — прошелестел в самое
