три… Нет, номера квартиры нет, это организация… Не знаю, тут в рекламе не указано. Давайте все, я разберусь… Спасибо.
Абонентов телефонной сети в маленьком домике оказалось аж девять. Маг вздохнул, придвинул к себе графин, огладил хрустальный шарик и снова перенесся в далекий сводчатый подвал, в котором двое топорников общались с незнакомым ему монахом. Пустынник снял трубку, набрал код города и номер телефона. Послышались длинные гудки. Прошла минута, другая — никто не отвечал. Маг нажал кнопку отключения связи, набрал следующий номер.
— Алло? — почти сразу ответили на том конце провода. Топороники же спокойно продолжали свое дело. Пустынник повесил трубку, набрал третью комбинацию цифр.
— Редакция слушает…
— Опять не то, — разорвал колдун связь и сделал четвертую попытку.
И тут ему наконец повезло: едва в трубке зазвучали гудки, как служители церкви синхронно повернули головы, а один из них быстрым шагом пошел к лестнице. Пустынник нажал на рычаг: сам он разговаривать с топорниками не хотел. Да и звонок они отследить могут. Главное — теперь он знает их номер.
— Я скоро вернусь! — крикнул Пустынник отдыхающей Марине и опять вышел на улицу.
Теперь ему требовалась женщина. Не взрослая, способная оказать решительное сопротивление, и не молодая — чтобы голос звучал не по-детски. Не поверят ведь топорники ребенку. Девушка лет пятнадцати- двадцати. Школьница, студентка, юная мамаша. Увязаться следом в парадную, а когда жертва откроет ключами дверь — вломиться в квартиру вместе с ней. А там — делай что хочешь. Однако колдуну повезло: чуть не сразу, выйдя во двор, он увидел девицу, гордо помахивающую сотовым телефоном, висящим на запястье на коротком ремешке. Пустынник повернул следом за весело мурлыкающей красоткой с окрашенными «перьями» серо-рыже-зелеными волосами, в короткой, несмотря на зябкую погоду, кожаной куртяшке и плотно облегаю-Щих черных джинсах, и когда она шагнула в парадную соседнего дома, торопливо скользнул следом, рванул за плечо:
— Один поцелуй, крошка… — Маг прижал ее к стене, прильнул к губам, сделал глубокий вдох, после чего отпустил жертву.
Девица схватилась за горло, выпучила глаза, бесшумно захлопала ртом; коленки ее подогнулись, лицо мертвенно побледнело. Пустынник спокойно снял телефон с ее руки, быстро набрал номер, поднес трубку к уху. Два длинных гудка, щелчок:
— Да благословит вас Господь, — вкрадчивым голосом ответил топорник.
— Спасибо, святой отец… — украденный голос звучал звонко, хотя и с легкой хрипотцой. — Рассейте мои сомнения, святой отец. Я сама из поселка Тимачево, под Петербургом. Верующая. У нас отец Афанасий в храме служит. И вот пригласил он меня на кладбище завтра ночью, перед полуночью. Сказывает, служба там будет. Я вот и сомневаюсь: разве может быть служба ночью, да еще и на кладбище?
— А кто вы, дочь моя? Почему мне звоните?
— Я с сомнениями к тете Лизе обратилась, — немного тише, чтобы не сорваться на писклявость, ответил Пустынник. — А она ваш телефон и дала. Здесь она живет, в Тимачево. Сказала, чтобы я с вами посоветовалась.
— Что за тетя Лиза? — не отставал топорник. — Откель меня знает? Как ее по имени-отчеству, фамилия как?
— Простите, я, наверное, ошиблась, — испуганно пискнул колдун и отключил трубку. Потом присел возле скрючившейся девушки, откинул ее на спину, повернул голову лицом вверх, опять прикоснулся к губам, с силой выдохнул.
Разноцветная красотка с хрипом втянула воздух, закашлялась, втянула снова. Оперлась руками в грязный пол, поднялась, привалилась спиной к стене.
— Ну что, очухалась? — присел рядом Пустынник. Девушка кивнула.
— А говорить можешь?
— На… Наверное… — с трудом выдохнула она.
— Ну, так никому о случившемся не говори, понятно? —Маг дождался кивка и погладил ее по голове: — Запомни, смертная. Никогда не входи в парадную, в лифт или еще куда с незнакомыми мужчинами. На улицах столько подонков, а ты даже по сторонам не смотришь. И еще… — Он оттянул нагрудный карман курточки и сунул в него телефон: — Впредь постарайся быть скромнее, хорошо?
— Что… Что со мною было? — наконец справилась с языком девица.
— Ничего, — поднялся Пустынник. — Тебя даже не изнасиловали. Хотя ты явно напрашивалась. Ладно, прощай. У меня еще много дел. Я наметил себе на сегодня культурный отдых. Мне нужно успеть расслабиться и побаловать свою даму.
Белый зал Зимнего дворца был залит ярким, почти дневным светом пятисот восковых свечей, сияющих в держателях на стенах и двадцати подсвечниках, выставленных перед окнами, на трех огромных люстрах, что свисали чуть не до самых голов гостей. Оркестр занимал место в левом, ближнем к крепости, углу, оставляя остальное пространство Для танцующих. Бал открывал сам император. Взяв за руку юную Елену Горчакову, он вывел девушку в центр зала и, в такт звукам полонеза, повел ее по кругу. Следом начали торопливо выстраиваться другие пары.
Младшая княжна Белосельская-Белозерская, легонько обмахиваясь веером, стояла рядом с матерью и вполуха слушала разговоры престарелых тетушек, обсуждающих столь странный выбор: уж не выбрал ли себе царь новую фаворитку? Юлия довольно часто оставалась без кавалера на танец — все прекрасно знали, что путь к ее сердцу закрыт Для всех, и приглашение не даст ничего, кроме нескольких тУров по залу и вежливого раскланивания.
Не желая погружаться в сплетни, девушка отошла к окну, вгляделась в темноту. Там, на противоположном берегу Невы, над Петропавловской крепостью, в честь праздника полыхали сотни факелов. Еще два костра горели над ростральными колоннами чуть в стороне. Увлекшись, княжна совсем не заметила возникшего вокруг нее волнения и повернулась только после громкого, требовательного покашливания.
— О, простите, ваше величество, — глубоко присела она перед Николаем в вежливом поклоне.
— Наша затворница скучает? — жестом разрешил ей подняться император. — Известная недотрога и мужененавистница. Однако, однако, кто бы мог подумать…
Николай Первый взял ее под локоть и не спеша повел вдоль окон, вызвав новую волну перешептываний за спиной.
— Значит, недотрога и затворница? — повторился царь. — Вот уж от кого не ожидал, так не ожидал. Не думал, что именно вы, княжна, захватите в столь жестокий плен одного из доблестнейших моих офицеров.
— О чем вы, ваше величество? — не поняла девушка.
— О нем самом. О кузене вашем, Муравьеве Андрее Николаевиче. Бурную деятельность сей офицер в Египте развернул, постоянно ваше имя с почтением поминая. Выискал неких сфинксов, за стражей мертвых почитаемых, и мыслит сюда, в Россию, их перевезти. Посла нашего, графа Рибопьера, сна и покоя лишил, всяческой поддержки требуя.
— Да, мы говорили с кузеном об этих сфинксах, — признала Юлия Белосельская-Белозерская. — Сказывали, что сии памятники есть древнейшие в истории человеческой. И помыслили мы, что не в пустыне дальней им стоять надлежит, а здесь, на берегах невских, в столице просвещенной Европы. Была у нас надежда сюда их перевезти и подарить вашему величеству в знак наших чувств верноподданических.
— Хороший подарок, — рассмеялся император. — Мне и за мой же счет! Разве вам неведомо, что сторговал граф Муравьев этих сфинксов за шестьдесят две тысячи рублей золотом у тамошнего английского посланника?
— Сие я узнала впервые, — встревожилась девушка. — Не беспокойтесь, ваше величество, я немедля переправлю деньги кузену. Причинить вам какой-либо ущерб у нас и в мыслях не имелось…
— Вы опоздали, княжна Юлия, — чуть крепче сжал локоть девушки император. — Меня посетила та же мысль, что и вас: о том, что сфинксам древним место не в диких краях, а здесь, на Неве, пред Академией
