воинами. На этот раз челн осел не так сильно, и Неля даже позволила себе на ходу пополоскать руки. Примерно через полчаса после того, как судно бросило якорь, последний из воинов «Ливонского креста» уже перевалился через борт, и Илья Анисимович с облегчением махнул кормчему:
— В море поспешай, Торокуша, от берега. Скрыться с глаз хочу, коли были такие, и поскорее.
Купеческая ладья, о которой одноклубники раньше судили только по картинам Рериха или силуэтам, проплывающим где-то на горизонте ввиду Березового острова, вблизи оказалась не просто большой — она поражала своими размерами. В длину она составляла, в привычных размерах, примерно два «Икаруса» типа тех, что возят пассажиров на оживленных маршрутах. В ширину — три «Икаруса». Борт возвышался над водой примерно на полтора человеческих роста, и еще на столько же уходил под воду. Получалось, что в ее трюмы без особого труда влезло бы пять-шесть железнодорожных вагонов какой-нибудь ерунды вроде леса или стиральных машин. А кроме того, поскольку никакие надстройки не предусматривались, купец имел возможность заставить грузом еще и всю палубу.
Зато насчет удобств для отдыха строители судна особо задумываться не стали. В двух помещениях, на носу и на корме, каждое метров пять в ширину и метра три в длину, сетчатые гамаки висели в три яруса — и все равно мест получалось примерно на треть меньше, чем требовалось для всей команды.
«Наверное, лишние спят на палубе», — решил Кузнецов, направляясь к купцу.
— На Эзель правим, Илья Анисимович?
— На него, куда же еще, — вздохнул Баженов. — Ты как, господин кавалер, место какое для высадки задумал, али просто куда-нибудь сойти хочешь?
— Куда-нибудь подальше от чужих глаз, — кивнул Кузнецов. — Там разберемся. А посылка где?
— В светелке моей. Ты, господин кавалер, ее пока не трогай. Негоже товар, что в сумах завернут, людишкам простым видеть. Спужаются понапрасну, в порту чужом ляпнут не подумавши. Не нужно, господин кавалер.
Кузнецов внутренне подготовился к долгому путешествию, однако еще до того, как он успел проголодаться, прямо по носу ладьи появилась темная полоска, которая очень быстро превратилась в низкий лесистый берег.
— Эзель, господин кавалер, — кивнул купец, — Море здесь мелкое, к берегу близко не подойти. Вы уж не серчайте.
— Да ладно, — кивнул Виктор. — Поселки ближайшие далеко?
— Не очень. Деревня Леси вправо верстах в пяти. Орисари верст десять влево. Коли Аренсбург нужен, то он на той стороне острова. По прямой верст тридцать. Но стражи береговой здесь нет. Берег большой, а людишек на острове живет мало. Можно не спешить.
На этот раз одноклубники усаживались в лодку всего лишь по четверо, забирая с собой рюкзаки. Вдобавок моряки спускали к ним по одной из посланных Росиным сумок — продолговатых и довольно тяжелых. А если к этому добавить, что до берега приходилось грести саженей триста, то становится понятно, что высадка затянулась до темноты.
— Вот, — прежде чем Кузнецов спустился в лодку, Илья Анисимович протянул ему довольно тяжелый мешочек. — Это главное. Да благословит тебя Господь, господин кавалер.
— Спасибо на добром слове тебе, купец, — Виктор спрятал драгоценную посылку за пазуху. — Прощевай. Не поминайте лихом.
Он спустился в лодку. Гребцы откинули веревочный конец, взялись за весла. Вскоре фогтий вместе с Нелей и двумя одноклубниками легко выпрыгнули на каменистый берег. Моряки, не задерживаясь, отвалили назад, торопясь вернуться на судно до наступления темноты — сумерки сгущались с пугающей быстротой.
— Ну, вот мы и на Эзеле, — подвел итог долгому путешествию Кузнецов. — Половина дела сделана. Осталось только этот остров покорить.
В темноте рассматривать вещи уже не стали, а кое-как разобрались с надувными матрасами и ковриками, и улеглась спать. Зато утром, еще до завтрака, принялись с интересом изучать, что за подарок подкинул им с собой мастер из «Черного шатуна».
В самой объемной из сумок оказались небольшие, размером с голову, выдолбленные из цельного деревянного чурбака и закрытые деревянной же пробкой бочоночки с порохом — штук пятнадцать. Здесь же лежали матерчатые мешочки с крупной, девятимиллиметровой картечью и отдельно — мешочки с пулями примерно двадцать миллиметров в диаметре.
В трех других сумках оказались пищали. Не с гранеными железными стволами, как большинство современных огнестрелов, а с круглыми и, похоже, стальными.
Приклады подаренных ружей имели привычно изогнутую форму, а конец заметно расширялся. Набитая на торец толстая кожаная прокладка ясно показывала, что приклад следовало упирать в плечо, а не засовывать подмышку, как делали по всей Европе. Мало того — на конец стволов крепились, упираясь в специальные пазы, самые настоящие каленые четырехгранные штыки с глубокими долами. Якобы предназначенные для стекания крови, на самом деле они позволяли заметно облегчить оружие без ущерба для его прочности — Росин успел продумать все до мелочей. В свете главных усовершенствований железные шомпола, колесцовые замки и ремни для закидывания пищалей за спину уже никого не удивили.
— Однако, нехилые машинки Костя для нас сварганил, — покачал головой Комов. — Не «Калашников», конечно, но по нынешним временам любому оружию на свете фору в двести лет даст.
— Ну да, — недовольно поморщился Кузнецов. — Не считая того, что стоит хоть одному серву увидеть, как по дороге бредет двадцать мужиков с пищалями на шеях, как слухи о нашем появлении разлетятся по всему острову в момент.
— Модно подумать, весть о появлении просто двадцати вооруженных мужиков, пусть даже без пищалей, не разлетится с той же скоростью, — резонно ответил Берч, примеряя пищал к руке. Он сделал несколько выпадов, уколол невидимого врага штыком, отбил воображаемый выпад, саданул противника прикладом. — Хорошая вещь. Не знаю, как вы, мужики, а я по таким игрушкам уже соскучился.
— Не мужиков, а дворян, — поправил Берча Кузнецов.
— Он прав, Витя, — подала голос Неля. — Пусть даже мы выглядим, как породистые дворяне, но отряд в двадцать человек незаметным остаться не может. Причем ладно бы еще сервов грязных и сирых. А уж такую толпу дворян — точно заметят. Тут небось во всем епископстве столько не наберется.
— Наберется, — хмуро ответил фогтий. — Коли они тысячу воинов выставить могут, еще больше наберется. Каждый из дворян человек десять в среднем с собой по призыву приводит. Тысяча человек армии, это сто дворян.
— Я так думаю, ты сгущаешь краски, Витя, — покачал головой Комов. — Это на Руси на рать без двух коней минимум никто не приходил. А здесь конным только рыцарь, да его оруженосец являются. Остальные пешими позади трусят. Соответственно, с каждой деревеньки раза в три больше народу наскрести можно. Дели твоих сто дворян натрое, и получаем всего тридцать господских семей. Тридцать три.
— Неважно. В общем, по примерному прикиду можно считать что при тысяче воинов, собираемых по общей мобилизации, в епископстве должно проживать примерно полсотни дворянских фамилий и около десяти тысяч населения, которые их кормят. Десять процентов призывников от общего населения — для западной Европы это нормально.
— Десять тысяч? Всего? — Берч облегченно рассмеялся. — Ну, это мы и сами справимся.
Одноклубники, как по команде, повернулись к нему и с интересом
