чем-то, что очень важно для нее. Он ободряюще кивнул.
– Спрашивай. Отвечу на любой вопрос. Готов на все, лишь бы стереть с твоего лица это обеспокоенное выражение.
– Ты уже убивал, да? Ну, когда работал на правительство.
Он кивнул.
– Да.
– Это… очень трудно?
Трудно ли убивать? Эмблер давно не задавался таким вопросом. Но были и другие, не столь прямые, но на ту же тему. Что означает убийство для того, кто убил? Что значит оно для человеческой души? И во что обошлись убийства ему самому?
– Я не знаю, как ответить на твой вопрос, – мягко сказал он.
Лорел смутилась и даже слегка покраснела.
– Извини. Просто… Понимаешь, мне приходилось сталкиваться с пациентами, психика которых пострадала от того, что они сделали с другими. Нет, они не выглядели какими-то разбитыми, уязвимыми – большинство подверглось экстенсивной психологической обработке, прежде чем их послали для выполнения задания. Мне они напоминали керамическую чашку с тоненькой, практически невидимой трещинкой. Кажется, крепче и быть ничего не может, но потом чашка падает и разлетается на кусочки.
– Так вот чем была для тебя клиника Пэрриш-Айленда – ящиком с надтреснутыми керамическими солдатиками?
Она ответила после паузы.
– Наверно, это подходящее сравнение.
– И я был одним из них?
– Нет. Ты не сломался. Хотя они и пытались тебя сокрушить. И все же не смогли. Точнее, ты им не поддался. Это трудно передать словами. – Лорел посмотрела ему в глаза. – Но тебе же приходилось делать не очень хорошие вещи, и это было нелегко?
– Мой инструктор говорил, что есть два мира, – медленно начал он. – Есть мир, в котором убивают, взрывают и обманывают. Но хватает в нем и другого: скуки, безделья, бесконечного ожидания, планирования, часто оборачивающегося просчетами, ошибками и потерями. И все же главное в нем – жестокость. Реальная жестокость, лишь кажущаяся порой случайной.
– Какой бессердечный мир. Какой холодный.
– Но есть и другой мир. Нормальный мир, где течет нормальная, повседневная жизнь. Люди в нем встают по утрам, чтобы пойти на работу, рассчитывают на повышение, ходят по магазинам, чтобы купить подарок сыну, и меняют тарифный план, чтобы звонки дочери в колледж не обходились так дорого. В этом мире люди обнюхивают фрукты в супермаркете, чтобы выяснить, спелые они или зеленые, сомневаются в качестве апельсинов, потому что на них снизили цену, и спешат к внучке на первое причастие. – Он помолчал. – Иногда два этих мира пересекаются. Предположим, кто-то собирается продать технологию, с помощью которой можно отправить на тот свет сотни тысяч и даже миллионы человек. Безопасность обычного, нормального мира зависит от того, удастся хорошим парням обезвредить плохих или нет. Иногда для того, чтобы их остановить, требуются экстраординарные меры.
– Экстраординарные меры. Ты говоришь об этом, как о лекарстве.
– В каком-то смысле так оно и есть. На врачей мы похожи больше, чем на полицейских. В той организации, где я работал, было простое кредо: будешь действовать по полицейским правилам – проиграешь. Проиграешь позицию. Проиграешь войну. Да, войну. Присмотрись к любому крупному городу мира – Москва, Стамбул, Тегеран, Сеул, Париж, Лондон, Пекин – и увидишь непрекращающееся ни на минуту сражение. Мы живем для того, чтобы эта война не вырвалась наружу, не коснулась обычных людей. Если в твоем мире все идет, как надо, значит, мы работаем не зря.
Эмблер замолчал. Без ответа оставалось еще слишком много вопросов. Участвует ли в этой войне Бенуа Дешен? Может ли он, Эмблер, убить чиновника? И должен ли? Если информация Фентона верна, то Дешен не просто предает свою страну или Объединенные Нации, но и вообще все человечество, существованию которого угрожают безответственные диктаторы.
Молчание нарушила Лорел.
– А если что-то не срабатывает? Если в вашем мире сражение выиграют плохие парни?
– Тогда одна игра переходит в другую, только играют уже не десятки и сотни, а миллионы людей.
– И ты до сих пор в это веришь.
– Я уже не знаю, во что верить. Я ощущаю себя мультяшным зайцем: его столкнули со скалы, и заяц, если только не подрыгает ногами и не помашет руками, улетит на самое дно ущелья.
– Ты злишься. Ты не знаешь, что делать.
Он кивнул.
– Я чувствую себя так же, – задумчиво произнесла она. – Но только есть кое-что еще. У меня появилось ощущение цели. Казалось бы, все вокруг потеряло смысл, казалось бы, в этом безумии не разобраться, но впервые за всю мою жизнь у меня есть понимание того, что надо делать. Да, мир раскололся, его надо склеить, и если это не сделаем мы, то больше уже будет некому. – Лорел оборвала себя. – Не слушай… я сама не знаю, что говорю.
– А я даже не знаю, кто я на самом деле. Подходящая парочка, верно? – Они одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись.
– Выше голову, заяц, – сказала Лорел. – Не смотри вниз – смотри вперед и дрыгай ногами. Ты же прилетел сюда не просто так. Не забывай об этом.
Не так все просто. Знать бы еще, на чьей он стороне.
Они еще немного посидели, а потом решили прогуляться, подышать свежим воздухом и отправились к Центру Помпиду. Здание, огромный стеклянный монстр с как будто вывернутыми внутренностями, восхитило Лорел.
– Знаешь, оно похоже на парящий над площадью наполненный светом куб. На громадную детскую игрушку с разноцветными трубками внутри. – Она покачала головой. – Ничего подобного в жизни не видела. Давай обойдем его вокруг.
– Конечно. – Эмблеру было приятно видеть ее радостной и веселой, но прогулка вокруг Центра также давала возможность проверить, не появился ли снова «хвост». Он шел, то и дело посматривая в окна, однако на этот раз ни мужчина в костюме от «Брук бразерс», ни женщина в темном пальто в них так и не отразились. Сигнал тревоги сработал лишь однажды, когда Эмблер наткнулся на напряженный, пристальный взгляд высокого, с коротко подстриженными волосами и резкими чертами лица человека лет сорока с небольшим.
Ему даже не стало легче, когда он понял, что видит себя самого.
В половине восьмого следующего утра американская пара приветствовала портье жизнерадостным «
Выспались хорошо, и Лорел выглядела удивительно свежей и бодрой.
В кафе «Сен-Жан» они заказали полный завтрак: круассаны, сваренные «в мешочек» яйца, апельсиновый сок, кофе. Эмблер развернул купленную по пути в газетном киоске «Интернэшнл геральд трибьюн».
– Спешить нам некуда, так что не торопись.
Лорел кивнула и положила на кованый железный столик свою половину газеты.
– Так, мировые новости, – протянула она. – Интересно, из какого мира. Как ты думаешь?
Он бросил взгляд на заголовки. Ведущие политики и бизнесмены выступили с обращением к участникам ежегодного Всемирного экономического форума в Давосе. Обозреватель подробно излагал их платформы. Забастовка на заводе «Фиат» парализовала производство автомобилей на заводах Турина. Взрыв бомбы во время проведения религиозного фестиваля в Кашмире – обвиняются индусские экстремисты. Срыв очередного раунда переговоров на Кипре.
Ничего не меняется, подумал Эмблер.
