– Бог ты мой! Да если бы ты даже имел доход, превышающий требуемый тобой в пятьдесят раз, деньги все равно бы просачивались сквозь твои пальцы, подобно песку! Ты всего лишь транжира и мот! И живешь лишь ради собственных удовольствий!
– Но чья же в этом вина! Вы не поручаете мне никаких серьезных государственных дел! Вы отказали мне возглавить нашу армию! А я хочу служить нашей нации. Я хотел бы посвятить жизнь своему народу. Но увы! Вы мне в этом постоянно отказываете, и мне остается лишь вечная погоня за удовольствиями! Ибо их сроду не было при этом грошовом дворе!
– Как смеешь ты! – король поднялся из кресла, трясясь от гнева, лицо его побагровело, и со стороны легко могло показаться, что он находится на грани апоплексического удара. – Когда долги приведут тебя на скамью подсудимых, не смей обращаться ко мне за помощью, неблагодарный сын, я не дам и фартинга… И уж я-то позабочусь и лично сам прослежу, чтобы точно так же поступил и Парламент. И, палата Лордов и палата Общин уже по горло сыты твоим легкомыслием. А теперь – прочь с моих глаз!
Принц не нашел сочувствия и у своей матери. Хотя она и души не чаяла в сыне, но почти во всем держалась стороны отца, и он поспешил прервать их весьма холодную встречу, лишь только представилась подходящая возможность. Чрезвычайно радушный прием ему оказали сестры, но он не смог развеять охватившее принца мрачное расположение духа. От сестер он сразу направился в Карлтон-Хаус. Всю дорогу он просидел с закрытыми глазами. Своими долгами он уже прославился на всю страну. Ни один банк, ни один сколько-нибудь близкий друг уже не давал ему взаймы. Принц просто не знал, что же ему делать. Он громко застонал. О, насколько же все-таки он был испорчен, и сколь сурово обошлась с ним судьба. Его не понимали и недооценивали. Мало ему было финансовых проблем, так он еще поставил под угрозу свой брак с Марией, связавшись с этой старой соблазнительницей Френсис. Поверит ли еще раз Мария, что он по- прежнему ни в чем не виноват и все еще любит только ее? Но, быть может, она слишком унижена, обижена и уязвлена, чтобы его простить? А вдруг, приехав на ужин, он застанет ее холодной и отдалившейся, а его любовное письмо нисколько ее не тронет? Нет, тогда это будет последний конец! Он просто не в состоянии будет это снести.
Радость ожидания встречи с нею, которую он почувствовал в Брайтоне, внезапно сменилась паническим ужасом. Пора уже было отправляться на ужин к Вильяму, но принц пребывал в состоянии столь глубокой депрессии, что даже не знал, стоит ли вообще туда заходить, не лучше ли прямиком отправиться в Брайтон. Визит гостей уже закончился, и теперь ему там никто не будет мешать, и даже Френсис вернулась домой в Лондон по семейным делам. Принц подошел к зеркалу. На его глади отразился высокий, все еще симпатичный, однако склонный к полноте мужчина в серой атласной куртке и таких же бриджах, на груди его сверкал орден подвязки. Скорбно опустив голову, он продолжал мерить шагами комнату.
Когда дверь открылась, он подумал, что экипаж подан, но, к его удивлению, в кабинет вошла леди Джерси. Сняв плащ в вестибюле, она неслышно подкралась к нему. Ее юбки развевались, глубокое декольте открывало грудь, а бледные обнаженные руки были моляще распростерты.
– Мой дорогой Джордж! Я была в Виндзоре и услышала от королевы о том скандале, что произошел между вами и Его Величеством. Я решила тут же к тебе направиться. Ты не одинок! Я здесь, чтобы показать, что есть на свете та, что всегда будет сражаться на твоей стороне!
– Как это мило с твоей стороны, Френсис! – воскликнул принц, и слезы блеснули в его глазах.
Ее руки обняли его за шею, и, рыдая, он припал к груди леди Джерси. Какая верность! Какое сочувствие! Ни холодности, ни отстраненности в столь тяжелый для него час! Она гладила его по голове, осыпала поцелуями, что-то бессвязно бормоча. Прежде с ней никогда такого не было. И луч надежды озарил его сердце, и lice беды растаяли в ее аромате и столь соблазнительной близости. К чему ему выслушивать очередной бессердечный отказ Марии, когда это милое создание не видит в нем никакого изъяна? И тут в самый неподходящий момент в дверь постучали. Экипаж уже подали. Принц не знал, как ему поступить. Конец сомнениям положила леди Джерси.
– Карета не понадобиться, – сказала она лакею. – Вместо этого, мы отправим Вильяму письмо.
Опьяненный не столько ее присутствием, сколько выпитым по такому случаю бокалом бренди, принц написал под диктовку леди Джерси письмо, после чего вновь заключил ее в свои объятия.
Вильям, продержавший насколько это было возможно гостей в ожидании, взяв Марию под руку, проводил ее к столу, как раз в тот момент, когда прибыло письмо. Мария и Вильям подумали, что принц, наверняка, задержался в Виндзоре, но миссис Фицхерберт была совершенно уверена в том, что когда она вернется в свой особняк на Мабл-Хилл, принц будет ждать ее там. Однако Вильям увидел, что полученное только что Марией письмо произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Миссис Фицхерберт чуть не упала в обморок. Она стала бледной как смерть.
– Я вижу, что вы не здоровы, Мария, – сказал Вильям, прикрывая ее от любопытных глаз и спешно выводя из обеденной залы.
Не говоря ни слова, дрожащей рукой, она протянула ему письмо. Он был потрясен прочитанным.
– Я провожу вас домой, – проговорил он с озабоченным тоном.
– Нет, не надо, – довольно ответила она. – Вы ни в коем случае не должны покидать своих гостей.
– В таком случае я обязательно заеду к вам завтра.
– Спасибо вам, дорогой друг, но сейчас я предпочла бы остаться одна.
Когда она ушла, Вильям вернулся к гостям. Этот обычно веселый человек, без умолку хохотавший и травивший морские байки о временах его молодости, проведенной на королевском флоте, сейчас был мрачнее тучи. С трудом следил он за разговором гостей и часто отвечал невпопад. Сейчас его мучил один- единственный вопрос. О чем думает его родной брат? Джордж написал Марии одну лишь фразу: «Между нами все кончено».
Мария покинула Мабл-Хилл и провела несколько недель на морском курорте Маргейт на восточном побережье. Принц пытался загладить свою вину, ежедневно присылая ей покаянные письма, но у нее уже больше не возникало желания с ним встречаться, не отвечала она и на его послания. Братьям принца, выступившим в качестве посредников, также не удалось уговорить Марию сменить гнев на милость. Известие о том, что он вновь заболел, теперь уже не производили на нее никакого впечатления. Постепенно до принца дошло, что хотя Мария, возможно, И простит его когда-нибудь, назад к нему она уже больше никогда не вернется.
Глава 16
А тем временем Том пробирался по узеньким, плохо освещенным улицам Лондона. Он спешил в харчевню, где заблаговременно договорился встретиться с французом, утверждавшим, что он родственник Антуана. Как он и ожидал, опубликованный в газете адрес принадлежал отделению королевской почты, выдававшему письма по востребованию. Том тут же написал ответ. Теперь он шел по адресу, указанному в только что полученном письме неизвестного француза. Он улыбнулся про себя, вспомнив, в каком отчаянии была Генриетта, когда вернувшись в ателье, она застала его за чтением обведенного чернилами объявления. А между тем он обнаружил эту эмигрантскую газетенку совершенно случайно, подбрасывая в очаг очередную охапку хвороста. По глупости своей мадемуазель де Бувье попыталась выхватить газету из его рук. После чего уже не представляло никакого труда узнать от нее всю правду. Она очень просила, чтобы он не выдавал ее Софи, и он поклялся, что не сделает этого, пока не наступит подходящий момент. Она чуть не расплакалась, и тогда он уверил ее, что, в случае чего, возьмет всю вину на себя. В душе ему, конечно же, было обидно узнать от Генриетты, что Софи предпочла доверить свою тайну какому-то офицеру акцизной службы, оставив его, Тома Фоксхилла, в полном неведении, но тем не менее он намеревался прижать этого французишку, чья тень угрожающе нависала над нею и ребенком, к стенке.
Наконец он добрался до «Золотого Льва». Этот своего рода вокзал для ночных экипажей был одновременно одной из самых оживленных таверн Лондона. Во дворе было полным-полно лошадей. Повсюду царил оживленный шум. И кого здесь только не было: конюхи и торговцы пивом, проститутки и лица, предлагающие карты города Лондона по сходной цене, просившие подаяния нищие и снующие в Толпе малолетние воришки-карманники. Пройдя в харчевню, Том назвал свое имя, после чего половой направил его к угловому столу в одном из самых многолюдных пивных залов. К величайшему своему удивлению, он обнаружил, что там его поджидала женщина. С первого же взгляда Том признал в ней
