— Надо смотреть было. Паспорт свой давай.
Сторож, помявшись, выдал требуемый документ, и Костя переписал в свою записную книжку его данные.
— Значит, говоришь, ты этого парня и не видел? Того, который машину ставил?
— Нет, не приходил он.
— И данных его никаких у вас не осталось?
— Нет… Петрович, конечно, посмотрел у него документы — не будет же он угнанную машину ставить, так что с этим там все в порядке было, точно.
— Точно, говоришь? — Костя придвинулся к сторожу еще ближе. — Козел твоя фамилия. Не дай Бог, бл…ть, узнаю, что соврал ты нам — конец тебе, понял? Жалуйся потом, куда хочешь — мне по х… Понял?
— Понял, — подтвердил сторож, судорожно сглотнув и разглядывая теперь уже не окно, а собственные ботинки. — Я…
Костя завершил его фразу своей, нецензурной, но рифмичной, посверлил еще немного взглядом и развернулся к Петрову:
— Пошли, Димыч.
На улице он выбросил окурок, длинно и витиевато выругался и пнул ногой подвернувшуюся пивную банку.
— Ладно, не переживай. Не один он такой. И не последний.
— Это меня и радует. Сколько уже времени? Двенадцать есть?
— Почти половина первого.
— Черт, поздновато уже в хату ломиться… Ладно, придумаем чего-нибудь.
Остаток пути до дома они проделали молча. Поднявшись на крыльцо, Костя обернулся и еще раз, теперь уже беззвучно, но не менее выразительно, выругался, глядя в сторону темного массива автостоянки.
Савельев уже ждал их, прислонившись спиной к разрисованной стене и смоля «Беломор». Выражение лица у него было абсолютно спокойным и даже скучающим, но Костя с первого взгляда понял, что его поход по квартирам оказался не менее результативным, чем их — на стоянку.
— Здесь? — спросил Ковалев, останавливаясь и поправляя шнурок на ботинке.
— Здесь. Дней пять назад появился. И Ржавый тоже здесь, сейчас оба должны в квартире быть. Ржавый час назад пришел, позвонил, и ему кто-то изнутри открыл.
— Чего делать будем?
Гена пожал плечами:
— Пошли? Он мне откроет. Если, конечно, сам не при «делах».
— А если при «делах»? У них и «ствол» может быть.
— Тогда и через дверь шмальнуть может. Пошли?
— Пошли.
На восьмой этаж лифт поднимался долго, за это время Костя успел изучить все рисунки и надписи, которыми были украшены стены темной, пропахшей мочой коробки. Когда лифт остановился, Савельев достал пистолет и передернул затвор, а Ковалев расстегнул куртку, чтобы легче было, при необходимости, выхватить свой «ПМ», заткнутый сзади за брючный ремень.
Дверь в квартиру была одинарная, стандартная и давно не крашеная. Савельев встал справа, дождался, пока Ковалев и Петров займут свои места налево от нее, и нажал кнопку звонка.
Звучавшая в квартире музыка резко оборвалась, и потянулись бесконечные секунды ожидания.
Костя облизал губы. Дима разминал пальцы правой руки, медленно сжимая и разжимая их и неотрывно глядя на дверную ручку. Савельев вздохнул, посмотрел в потолок и позвонил еще раз.
Тишина.
Савельев еще несколько раз нажал кнопку звонка, а потом пнул в дверь ногой и несколько раз дернул ручку.
— Саня, открывай! Это я, Савельев. Разговор есть. Ты слышишь, нет? Открывай, я знаю, что ты дома. Ну!
Видимо, последний аргумент оказал решающее действие, и всего через минуту из коридора донеслись осторожные шаги.
— Геннадий Иваныч, это вы?
— Я, Саня, я.
— А что случилось? Я уже спать лег.
— Разговор есть. Открывай.
— А что случилось? Давайте, я к вам завтра подойду. А то я уже сплю…
— Саня, хватит выпендриваться! Открой, а то я дверь сломаю. Как в прошлый раз. Ну, давай!
— А завтра нельзя?
Вместо ответа Савельев опять ударил ногой по двери, несильно, но с достаточным звуковым эффектом.
— Сейчас открою, подождите! Только одеться надо…
— Давай быстрее.
Когда шаги затихли, Савельев повернулся к Ковалеву и бесшумно, одними губами, сказал: «Он здесь». Костя кивнул, слегка расставляя ноги и проверяя, не скользят ли подошвы по грязному бетону.
Одевался Ржавый целую вечность. Савельев начал примериваться, чтобы опять, ногой в дверь, напомнить о своем присутствии, но в коридоре раздались шаркающие шаги, а потом лязгнул, отодвигаясь, ригель замка.
Костя в последний раз промокнул ладонь о брюки.
Дверь начала открываться.
Савельев толкнул ее плечом и ввалился в квартиру, толкая Ржавого впереди себя.
Ржавый хотел что-то сказать, но, увидев лица Кости и Петрова, все понял и замолчал.
— Да нету его, — сказал он, когда Костя стоял уже посреди единственной комнаты, а Дима успел проскочить в кухню. — Спросили б, я и так бы сказал.
— Что, ушел? — спросил Савельев, оттесняя Ржавого из коридора на кухню.
— Да, часа два назад. Сказал, что к бабе какой-то поехал.
— Не свисти. — Опер почти прижал Ржавого к стенке и заговорил громким угрожающим шепотом: — Послушай, Саня, мы друг друга давно знаем. Кореш твой в нехорошее дело влип. Очень нехорошее. Не бери на себя лишнего. Он где — в шкафу?
Ржавый, возвышаясь над собеседником почти на голову, молчал и растерянно моргал.
— Ну? Там он или нет, я спрашиваю?
Ржавый медленно, не отводя глаз, кивнул.
— Понял. У него с собой есть что-нибудь?..
— Нет, — тихо ответил Ржавый.
— Понял. Посиди пока.
Савельев и Петров выскочили из кухни в комнату. Ковалев посмотрел на них.
— Там?
— Ага.
Дима держал пистолет в руке, стволом вверх. Костя вздохнул и громко, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:
— Марат, все закончилось. Вылезай. Без глупостей. У тебя не самое плохое положение, а шансов удрать сейчас — никаких. Вылезай.
В шкафу что-то тихо пошевелилось, и Костя напрягся, ожидая, когда откроется дверца, и готовый среагировать ва любую неожиданность, но ничего не произошло. Бараев-младший сдаваться не собирался.
— Послушай, Марат, мы ведь тебя можем сейчас пристрелить, и все. Вылезай. Ты слышишь меня? Не делай себе хуже. Там подземного хода нет, так что все равно никуда не денешься. Давай!
Дверца шкафа со скрипом отворилась, и Марат медленно, опасливо держа руки ладонями вперед, вылез и замер, морщась от яркого света.
