этот человек, несомненно, получил церковное образование.
Но тут Райна вспомнила, что монах поднял руку на человека, убил его. Так поступить мог только воин, а не смиренный служитель Господа.
Все сомнения у нее отпали, когда она взглянула ему в глаза — перед ней был хищник.
Поняв это, девушка бросилась бежать, словно за ней гнался сам дьявол. Этот человек обманул ее и тщательно все продумал: чистое саксонское произношение, молчаливое разрешение на побег. Пендери проследил за ней до лагеря, потом пришел туда с неистребимым желанием мстить за смерть брата. И, разумеется, исполнил бы задуманное, не приди он на помощь Райне.
Но почему тогда Максен не тронул ее? Трудно, невозможно понять. Но теперь не в этом дело. Нужно подумать о тех, кому угрожает смертельная опасность, — Эдвине и его сподвижниках. Пусть в лагере ее ждет смерть, но она должна предупредить о появлении человека, жаждущего отомстить.
На нее, сбив с ног, навалилось что-то тяжелое. Райна судорожно шарила руками по опавшим листьям, надеясь что-то найти, чтобы защитить себя. Пендери поворачивал ее на спину, а девушка, ломая ногти, пыталась схватить попавший под руку камень. Наконец ей это удалось, и она перевернулась, занеся камень над его головой. Но ей не хватило какого-то мгновения.
Схватив руку, Максен прижал ее к земле и, надавливая на запястье, заставил разжать пальцы. Тогда другой рукой она стукнула его по голове. Но что это был за удар — без камня? Рыцарь лишь хмыкнул и прижал ее вторую руку к земле.
Девушка не сдавалась и коленом ударила его в живот. Услышав хриплые ругательства, она поняла, что причинила ему боль, однако норманн по-прежнему прижимал ее к земле.
— Хватит! — рассердился он.
Лицо его исказилось от бешенства, в глазах полыхало презрение.
На сей раз с полной уверенностью она сказала:
— Я узнала вас, Максен Пендери.
Улыбка слегка приподняла уголки его губ. Зажав ей запястья одной рукой, он проговорил:
— Впрочем…
Не закончив фразы, норманн провел ладонью по боку, осмотрел окровавленную руку. Взгляд его светился ненавистью.
Да, она опять теперь в руках дьявола. Что можно сделать? Остается одно — пустить в ход свое единственное оружие — слово.
Выплескивая накопившуюся в душе горечь и заглушая этим страх, она заговорила:
— Знай, норманн, как ты убивал, так убьют и тебя.
Глаза Пендери мгновенно потемнели, зрачки расширились, и только по краям остался голубой ободок. Райна испугалась, но старалась не подать вида.
— Ты умрешь, Максен Пендери, — повторила она, — так же, как и…
— Томас, — закончил он за нее.
Райна закусила губу, упрекая себя за опрометчивость — не надо было так говорить. Однако отступать было уже нельзя.
— И Нильс, — добавила она.
А он опять вспомнил Гастингс… И увидел себя со стороны: он вытаскивает меч из пронзенного им врага, вытирает чужую кровь со лба и ищет глазами нового противника. Он вспомнил Нильса, в котором уже едва теплилась жизнь. Он лежал среди груды мертвецов, погибнув без славы, без почестей, как бездомный пес.
Глаза Максена горели от нахлынувших воспоминаний, щеки взялись румянцем. Рыцарь протянул руку и поднял ее подбородок.
Четко выговаривая слова, он произнес:
— Ваша жизнь, Райна, отныне вам не принадлежит. Она моя, я могу сделать с ней все, что хочу. Подчинитесь мне и тогда, может быть, доживете до дряхлой старухи.
Скрывая свой страх, девушка ответила:
— Я не собираюсь никому принадлежать. Я — госпожа своей судьбы. Можете бросить меня в темницу, но вашей я не буду.
Максен хрипло рассмеялся, и этот смех, такой гулкий в тишине, леденил ее кровь:
— Вы уже моя собственность. Ваши слезы — мои, ваша тайна, которую вы так бережете, тоже моя, и ваши…
— Тайна?
— Та, которую вы скоро откроете.
«А убийца Томаса — сакс без лица и без имени», — подумала Райна и покачала головой. Пендери упрямо повторил:
— Скоро.
Он провел окровавленной рукой по груди девушки, и влажная ткань опять прилипла к телу.
— И ваше тело принадлежит, мне.
В душе Райны шевельнулось что-то совершенно непохожее на страх, и она, пытаясь заглушить незнакомое, непонятное чувство, возразила:
— Я не буду с вами спать.
— Я и не утверждал, что вы будете это делать. — Он отвел руку от ее груди.
— Я не понимаю.
— Позже поймете, а сейчас нам пора идти. Или вы будете продолжать сопротивляться?
«Он, видно, думает, что я пойду с ним по доброй воле».
— Обязательно.
Максен насмешливо поднял бровь:
— Что ж, вы сами выбрали такую участь.
С этими словами он размотал веревку вокруг пояса, поднял ее руку и ловко стянул узел на запястьях.
— Пошли! — приказал он, крепко держа конец веревки. — Вас ждет темница.
Девушка лежала не двигаясь.
— Вы не напугаете меня, — проговорила она, прекрасно понимая, как далеки ее слова от истины.
Пендери нахмурился:
— Нет, уже напугал, и это хорошо, очень хорошо.
Норманн с силой потянул за веревку, которая врезалась в плоть, истерзанную и без того. Да, из двух зол ей досталось большее: вместо Доры — Максен. Райна готова была заплакать от отчаяния. Что толку лежать? Все равно безжалостный рыцарь потянет ее за собой или перебросит через плечо и понесет. Девушка с трудом встала на колени, поднялась на ноги.
— О, все лучше и лучше, — одобрительно отозвался монах.
— Вы так думаете? Не будьте так самоуверенны, Максен Пендери, ведь Эндердесвольд пока еще угрожает вам, а он принадлежит Эдвину.
Монах подтянул веревку, приблизил к себе непокорную:
— Для вас я милорд, или вы уже забыли?
Нет, она не забыла его приход в темницу и никогда не забудет. Вскинув голову, Райна взглянула ему в лицо:
— Нет, это вы забыли. Я уже говорила, что не считаю вас своим господином и никогда не буду называть милордом.
— Будете!
— Никогда!
Рыцарь презрительно скривил губы:
— Клянусь, что к утру вы станете обращаться ко мне как положено.
— Если вы хотите добраться до замка живым, Максен, — глядя на его окровавленную рубашку и раздельно произнося каждое слово, сказала Райна, — то идемте не мешкая.
Любопытные зеваки, дозорные на башне, рыцари на смотровой площадке, раскрыв от удивления рты, смотрели во все глаза, как их лорд ведет на веревке пленницу. Райна шла, упираясь взглядом в Максена и
